— Почему? — спросил я.
— Должно быть, им помогает течение, — объяснил Пэдди. — Мертвецы ведь не ходят, как мы, а движутся по воле ветра, к тому же они совсем легкие и не имеют определенной цели; поток же, напротив, течет в определенном направлении и обладает собственной скоростью; быть может, именно поэтому мертвецам проще двигаться вместе с ним. И внизу у ручья они встретили других, что явились с кладбища в Боррисе*, которое находится на холме на противоположной стороне ручья, и пошли дальше вместе. Я сам видел, как они сошлись внизу, в лощине, и даже подумал, неужто они собираются драться? Но драться никто из них не стал; какие бы разногласия ни существовали между жителями Баллахадринана и Борриса раньше, мертвецы, по-видимому, больше не питают Друг к другу враждебных чувств; по-настоящему им не нравятся только те, кто захватил их землю и живет в их домах.
И вот все они двигались сюда — двигались в одном направлении, ковыляя, протягивая вперед длинные бледные руки, показывая на нас и шевеля скрюченными пальцами. И я сказал матери: «Мама, они идут!», и она сразу поняла, кого я имею в виду. И тогда она обошла весь дом и проверила все окна, чтобы не осталось ни малейшей щелочки, и затолкала старую газету в щель под дверью, потому что мертвые способны просочиться где угодно. Дверь она тоже заперла на замок, но вовсе не для того, чтобы не впустить мертвецов, ибо они могут проникать только сквозь пустоту; на то, чтобы сладить с вещественной преградой, у них не хватает сил. И после этого мы стали ждать; снаружи сильно похолодало, и пришлось подложить в очаг дров — несколько толстых поленьев, а поверх навалить торфа; так мы сидели у огня всю ночь, попивая чай и дожидаясь крика петухов.
Время от времени моя мать говорила несколько слов о тех умерших людях, которых когда-то знала, но вообще она говорила очень мало, да и я тоже молчал, чтобы ненароком не привлечь внимания мертвецов, потому что никто из нас не знал, как они поступят теперь — вспомнят ли они давнишних знакомых или примут сторону своих мертвых собратьев. Все щели в доме были надежно заткнуты, а по дымоходу мертвецы спуститься не могли, потому что даже дым был плотнее них, дым же поднимался вверх. И все же мы немного боялись, потому что стоит мертвецам пробраться в дом — пусть даже они пробудут в нем всего полчаса и исчезнут вместе с петушиным криком — и они оставят за собой разлитое в воздухе холодное и влажное нечто. А люди говорят, что стоит хоть разок вдохнуть Смерть, и от нее уже не избавишься; и какое-то время спустя придется тебе последовать за ней, так что в конце концов ты окажешься на кладбище с остальными.
В нашем поселке немало домов, и я мог бы назвать вашей милости имена тех, к кому Смерть пришла такой же холодной и сырой ночью. Разумеется, она может явиться к человеку в любой день в течение года, и от этого никак не спастись, но в ночь накануне Дня Всех Святых Смерть ведет за собой сонмища мертвецов. Вот почему мы сидели у огня и почти все время молчали, а если и говорили что-то, то очень негромко, чтобы не напоминать мертвым о своем присутствии. Я никогда не видел, чтобы их было так много. Мертвецы были столь многочисленными, что мама почти разглядела их; впрочем, она в любом случае знала, что они близко. В довершение всего, той ночью почти не было ветра, который пронес бы мертвецов мимо; в тихую, безветренную погоду они могли перемещаться лишь благодаря легкому движению воздуха, которое производил водный поток, ибо даже такая малость обладает большей силой, чем есть в мертвецах.
В конце концов я тоже поднялся и, по примеру матери, еще раз обошел на цыпочках весь дом, проверяя, нет ли где-нибудь щели или трещины, через которую мертвецы могли бы проникнуть внутрь, но все лазейки мама надежно заткнула бумагой. Тогда я подбросил в огонь еще несколько поленьев, чтобы густой дым помешал мертвецам пробраться в дом по трубе; увы, занимаясь этим, я, наверное, все-таки нашумел, ибо мертвецы стали льнуть к окну и царапать стекло скрюченными пальцами с длинными когтями; их холодные глаза были неотрывно устремлены на огонь, и я испугался, что они все же сумеют как-то залезть в дом.
«К утру они исчезнут», — сказала мама.
«Да, но что мы будем делать сейчас?» — ответил я, ибо выражение, которое я видел на лицах мертвецов, ясно говорило, что к полуночи все они будут внутри. И хотя мы были уверены, что двери и окна надежно закрыты и все щели плотно заткнуты, мертвецы, похоже, тоже не сомневались в успехе. Я читал это в их глазах, слышал это в тишине и в мертвящем холоде, залегавших вокруг дома, и тут ко мне внезапно пришел страх, что они могут быть правы, а мы ошибаемся.
Я, конечно, не стал говорить матери о том, что боюсь, и что ее бумажки могут не задержать мертвецов, ибо она постаралась на совесть, а мне не хотелось отзываться о ее трудах с пренебрежением, однако по мере того как ночь становилась все глуше, рос и мой страх, что в конце концов они проберутся в дом, если ничего не предпринять. Мертвецы уже окружали дом со всех сторон, и, казалось, толпа вот-вот захлестнет его, как волна, когда мне вдруг пришла в голову идея, как с ними справиться. И я, как мог, растолковал свою мысль матери, стараясь, однако, ничем не показать, что не доверяю ее бумажкам и газетам, а это было непросто.
Вот каким был мой план — план по спасению бедной старой женщины и ее сына от окруживших их старый дом мертвецов; я и сам удивился, когда он пришел мне на ум. В мире не знают подобных планов, потому что миру наплевать на старую женщину, ее сына и их дом, и все же, несмотря ни на что, это был отличный план, с помощью которого я рассчитывал заставить мертвецов отступить. И если бы я был генералом, я обращал бы в бегство армии и захватывал города, и тогда, быть может, мир услышал бы обо мне.
— Но в чем же заключался этот твой план? — спросил я.
— Терпение, ваша милость, я как раз собирался сказать, — ответил Пэдди. — На самом деле мой план был довольно прост… В курятнике на заднем дворе у нас было два старых петуха, и я собирался выскочить из двери черного хода, перебежать двор и разбудить их. Одного петуха могло оказаться недостаточно, но если бы я разбудил обоих, они бы непременно начали кукарекать, мертвые услышали бы их крик и поспешили вернуться в свои могилы. «Это заставит их убраться восвояси», — сказал я матери.
«Ах, Пэдди, — ответила она, — не стоит тебе дышать ночным воздухом!»
«Но разве это не лучше, — возразил я, — чем сидеть до утра в окруженном мертвецами доме?»
«И ты готов встретиться с мертвецами лицом к лицу?» — сказала мама.
«Конечно, — ответил я. — И я готов обратить их в бегство, и прогнать одних назад в Баллахадринан, а других — в Боррис».
