Здоровый стал, черт.
Жаром и смертью так и шибало от него, словно только что из пекла вылез. Смертью, желанием, дикой, необузданной силой, которой неведомы запреты.
Ласточка жмурилась и подставляла лицо под поцелуи, жадные и горячие, нимало не заботясь о том, что на них смотрят три пары глаз.
Кай так и остался стоять на пороге, немедленно распустил руки, едва под подол не полез. Дышал тяжело, словно пробежал миль десять без остановки и все прижимал ее к себе, крепче и крепче, с силой проводя по спине, по плечам, бормотал на ухо.
— Моя хорошая, сладкая…
У Ласточки поплыло перед глазами, воздуха не доставало — как в тисках зажали.
Она наконец опомнилась и уперлась руками в прикрытую кольчугой грудь, вырываясь.
Кай только усмехнулся, поднял ее в воздух и закружил, не обращая внимания на тесноту в комнате. На щеке алела широкая спекшаяся полоса, запачканная белыми потеками.
Запах недавнего боя, исходивший от него, тяжелый, острый — крови, железа, извести и пота, отчего-то не казался ей отвратительным.
Запустить бы руки в спутанные волосы… забыть… обо всем…
Хоть на пару мгновений.
— Ух ты, — сказал вдруг Кай, — это ты для меня сварила?
Удушающий захват разжался. Ласточку поставили обратно на пол и прошли мимо, к камину, где томился котелок с супом.
Лекарка украдкой перевела дух и огляделась. Лорд Гертран откровенно ухмылялся, блестя зубами в полумраке, а Ланке было не до того, чтобы смотреть, что происходит вокруг. Девица скрючилась на своей подстилке, на боку, и молча кусала рукав платья, время от времени всхлипывая.
Страшное шиммелево отродье, нетварь и колдун, уставилось на котелок с куриным варевом, как на чашу с дареной кровью, и блаженно разулыбалось.
Хлопнула дверь, похоже, Лаэ догадался ее прикрыть. Кай вздрогнул и обернулся.
Ласточка успела заметить на его лице тоскливое, дикое выражение, какое наверное бывает у волка, заглядывающего зимой в окно человечьего жилья. Мелькнул и погас в глазах алый отблеск углей.
— Мда, — сказал он. — Вряд ли это мне?
Ласточка решительно отлила супу в пустую миску. Потом сунула Каю в руки котелок.
— Пополам, — сказала она.
Лорд Гертран хмыкнул в углу, но промолчал.
Кай сел около огня и взял ложку. Держал он ее неловко, словно отвык и пальцы отказывались брать что-то помимо рукояти меча.
Ласточка прислонилась спиной к двери, сложила руки на груди и молча ждала, пока он поест.
Кай пару раз черпанул из котелка, потом скривился, отер лицо рукавом — видно почувствовал наконец ожог.
— Вода есть?
— Подожди… — лекарка подошла, плеснула в кружку с водой немного уксуса.
Белое — это вроде известь, едучая штука. Случалось видеть…
Она осторожно смыла присохшую кипелку, смазала струп кусочком куриного жира.
— Ууууу, — простонала Ланка, вытаращив темные, лихорадочно блестящие глаза. Видно ей стало совсем невмоготу. — Хоть бы ты сдох поскорее. И никто тебя сегодня мечом не рубанул, паскуду…
Ласточка напряглась. Но Кай невозмутимо хлебал суп, повернувшись спиной к камину и вытянув ноги в заляпанных белым покоробленных сапогах. То ли начало его попускать после драки, то ли просто устал.
— Найдется на тебя управа! — взвыла Ланка, цепляясь за края подстилки. — Уйййй…
— Да чего ты орешь? — неожиданно миролюбиво спросил Кай. — Первая в мире что ли рожаешь? Подумаешь, важное дело.
— Тебе бы так! Узнал бы, что к чему!
— Я рожать не намерен, да к тому и не приспособлен, — Кай допил остатки куриного варева через край и блаженно зажмурился.
— Ка-те-го-рически.
— Кобель подзаборный! Да что б ты сдох! — Ланка пошла по второму кругу.
— Погоди, может желание твое еще исполнится. Довольно скоро.
Кай отставил пустой котелок, поднялся, потом кивнул Раделю.
— Не произвел ваш золотой полководец на меня впечатления. Как-то он не проявляет старания. Может, я тут тебя на дыбе подвесил или собакам скормил, что ж они не усердствуют?
— Ты мой суп сожрал, — мрачно ответил старостержский лорд.
— Половину.
Кай поманил к себе Ласточку.
— Запри дверь как следует, — сказал он тихо. — И больше не впускай никого, даже меня. Поняла?
* * *
— Отбились? — Чума безразличо смотрел в окно, на остатки навесной галереи и торчащую верхушку осадной башни.
Отдаленно стучали топоры, верхушка тряслась — башню подрубали у основания, чтобы завалить в ров — ни к чему оставлять лишнюю лазейку на стены.
— Отбились, — Лайго утомленно потер лоб, на котором четко отпечатался край подшлемника. Длинные черные волосы найла слиплись и свисали прядями, безбородое лицо выглядело бледнее обычного. — Я бы не сказал, что королевские войска так уж стараются взять крепость, сэн Расон. Мы отбросили их довольно легко. Противник потерял обе башни, в ворота даже не ударили ни разу. Пробились на стену, но наши люди дрались, как звери. Боги, я никогда не видел такого. Руками рвали. Страшное зрелище.
— Это все мальчишка, — проворчал Чума. — Заводит толпу, как пьяное зелье. Мозгов бы ему еще…
— Он словно слепнет в бою, — Лайго сокрушенно покачал головой. — Если бы я не знал его раньше, решил, что это безумец, одержимый.
— В некотором роде он и есть безумец, — Чума крепко потер лицо, собирая кожу складками. Глаза его покраснели от бессонницы. — Совершенное оружие… и никогда не знаешь, когда оно обратится против тебя самого. Тебе снятся кошмары, Лайго Экель?
— Случается.
— Вот и мне, бывает, снятся. Будто бы… — он чуть запнулся, склонил тяжелую голову, словно сраженный усталостью. — Будто бы десница вернулась ко мне в целости, даже шрама не осталось. Пальцы, ладонь, все такое… живая, шевелится.
Лайго внимательно слушал, поставив кольчужный локоть на издрызганную карту Верети.
— Только она… я не могу ей приказывать, — закончил старый рыцарь. — Не могу запалить свечу или отворить дверь. Кончается всегда одинаково… когда я пытаюсь вытянуть меч из ножен, рука разжимается и вцепляется мне в горло.
— Может быть…стоит прислушиваться к тому, о чем говорят сны, — серьезно сказал Лайго.
— Глупости, — Чума придвинул к себе исписанные листки, подслеповато вгляделся. — Лучше скажи мне, Экель, сколько человек участвовало в штурме?
— Сотни полторы. В железе, все как на подбор. Королевских цветов.
— А маренговы наемники?
Лайго призадумался.
— И впрямь, я ни одного не видел. Даже среди убитых. Может быть, они стоят в резерве?
— Может быть, — сказал Чума. — Может быть…
