Но взять её им не удалось. Остатки гарнизона и бронегвардейцы сплотились в считанных дзё от лестницы, ведущей в бункер, где укрылся император с самыми приближёнными людьми. Трижды мятежники и матросы десанта шли на приступ зала с лестницей, у дверей которого обороняющиеся сложили баррикаду из всего, что под руку попадётся. Боеприпасов у них было вдоволь, собственно, оружия имелось больше, чем людей, которые могли сражаться с ним в руках.
Бойцы гарнизона и бронегвардейцы открыли ураганный огонь, буквально засыпая неширокий проём, из которого загодя сняли дверь, чтобы простреливать весь длинный коридор, свинцом. Мятежникам никак не удавалось подавить их, не хватало огневой мощи. С винтовками против такого количества пулемётов не сильно повоюешь. А подобраться на расстояние броска гранаты не сумел никто. Некоторые из матросов и солдат вооружились ручными пулемётами убитых бронегвардейцев, но это не слишком помогало им — баррикада хорошо защищала от неприцельных очередей.
Парочка самых отчаянных матросов подхватыли закованные в доспех тела бронегвардейцев, и рванули вперёд по коридору, используя их вместо щита. Однако и эта попытка не увенчалась успехом. Гранаты были и у обороняющихся, причём также в избытке. Они подпустили матросов на расстояние уверенного броска. Несколько взрывов — и на полу остались лежать только трупы.
Все атаки были отбиты. Боеприпасы у мятежников начали подходить к концу, почти все были легко ранены, а кое-кто и достаточно тяжело. И потому их офицеры приняли трудное решение — покинуть резиденцию. Продолжать штурм без подкреплений, которых не предвиделось, было бессмысленно.
Окровавленные, в изорванной форме, но с оружием в руках, выходили солдаты и матросы из императорской резиденции. Одного вида их было достаточно, чтобы понять, — победы нет. Однако и враг явно был уже не в силах преследовать их, судя по тому, что даже замыкающие бойцы только изредка оборачивались, как будто бы для проформы. Привычка к постоянной бдительности не раз спасала жизнь каждому из них, так что о ней никто не забывал. Правда, стрелять никто не стрелял, значит, преследования не было.
— Что это значит?! — кричал на старшего офицера отступающих сам Мадзаки. Позабыв о возможной опасности, предводитель мятежа выбежал им навстречу.
— Не взять нам их, — устало отвечал тот, — крепко окопались. Патронов и гранат у них полно, а нам не хватает, даже когда собрали у мёртвых.
— А ты знаешь, — ещё громче кричал Мадзаки, — что с севера в Токио уже входят верные правительству части?! Только на этот штурм была вся надежда! — А потом обернулся к морскому офицеру, стоявшему тут же. — А всё вы! Где вы были вчера?! Где вы были, когда штурмовали резиденцию в первый раз?!
— Я подчиняюсь приказам Ямамото-тёсё, — ледяным тоном произнёс моряк. — Как только он приказал нам десантироваться, мы тут же выполнили, а что было тут, у вас, с залива не видно.
— Ямамото-тёсё, — всплеснул руками Мадзаки, — Ямамото-тёсё! Старый лис, будь он трижды проклят!
Несколько морских офицеров, стоявших тут же, схватились за мечи с явным намерением тут же бросить вызов генералу. Между ними втиснулись офицеры армейские. Не смотря на ранения, и те и другие были готовы устроить схватку, пусть бы и только что вышли из натуральной кровавой бани. Возрождение самурайского духа, о котором так много говорилось в последние годы, приносило и такие плоды.
— Довольно, — осадил всех рассудительный Усуи, который даже не коснулся рукояти старинного меча, висящего на поясе. — Враг у нас сейчас общий и драться надо с ним, а не друг с другом. Особенно сейчас.
Все как-то разом вспомнили о входящих с севера в город верных правительству частях.
— Отступаем к вокзалу, — мрачно распорядился Мадзаки. — С бронепоездом попытаемся удержаться. Свяжитесь с линкорами, мне нужен заградительный огонь.
— Отступаем к вокзалу, — раздался в кабине голос Мадзаки-тайсё. — В город входят верные правительству части. Скоро они будут здесь. Тебе, Руднев-сан, прикрывать наш отход.
— Хай, — только и ответил я.
Делать пока ничего не надо было. Мы стояли, высматривая возможного противника, пока в сторону вокзала уходили израненные солдаты и матросы. За ними медленно катили грузовики с боеприпасами к моему КВ, и теперь уже самоход возглавлял колонну. И только когда они отъехали на полквартала, двинулись доспехи, прикрывающие меня. А уж после и я сам.
Вокзал находился достаточно далеко от резиденции, однако колонна двигалась с максимальной скоростью, какую могла себе позволить.
Я отлично помнил, что прямо сейчас в нашем тылу движется отряд «Труппа». Пусть и поредевший после двух дней боев, но всё ещё представляющий собой известную силу. Ведь только Наэ с её ракетами могла уничтожить мой КВ. Проморгаю хоть одну — и можно писать пропало. Правда, остальные вряд ли причинили такой уж сильный вред такой громадине, как мой БМА, разве только на таран пойти.
Взрывы снарядов, которые швыряли линкоры с самого утра, переместились на север города. Наши союзники прикрывали нас от вступающих в город частей противника. Не смотря даже на их поддержку, я отлично понимал, что грядет наш последний бой. Бронепоезд, мой КВ, два линкора, — ничто из этого не даст нам уже победы. У нас было слишком мало людей, чтобы противостоять верным правительству частям. А ведь таких на островах было, конечно же, большинство. Мадзаки поддерживало очень ограниченное число людей, преданных «нашему делу» и, судя по списку требований, который я видел мельком, большая часть их была в Квантунской армии.
Вокзала достигли на удивление быстро. Из грузовиков вынули все ящики с боеприпасами, сложили за баррикадой, прикрывающей громаду бронепоезда. Израненные солдаты и матросы улеглись за мешками с песком и цементом, разложили на них захваченные в резиденции ручные пулемёты, добавив их к тем, что уже имелись на оборонительном рубеже. Мой КВ поставили на левом фланге, где было больше всего разрушенных зданий и врагу проще всего наступать, используя имеющуюся у него технику. За спиной моего БМА сложили все ящики с боеприпасами к его орудиям. Тут же расположились и доспехи прикрытия вместе с самоходом.
И все замерли в ожидании противника. Перевязывали по-человечески тех, чьи раны наспех перемотали в пылу сражения за резиденцию, чем попало. Солдаты и матросы, имевшие отношение к артиллерийскому делу, забирались внутрь бронепоезда, занимая позиции у его орудий. Остальные просто залегли, держа винтовки и пулемёты, внимательно вглядываясь в улицы, ожидая врага. Некоторые делились захваченной едой или табаком. Но надо всем этим витало напряжённое ожидание. Бой стал бы для всех только что не радостью, потому что ждать его было худшей пыткой.
