Ознакомительная версия.
– Эй, Ольгейр ярл! – издалека долетел над водой хриплый голос сына Ворона. – Спасибо, ярл, оставил мне с кем помериться силой…
Снекка сразу сбавила ход, подошла и уже совсем незлобиво закачалась подле драккара.
– Я вижу, что вороны Одина летят за тобой, халейг, – прокричал с неё воевода Олег. – Я-то думал, это Горм датчанин хочет драться со всадниками…
– Горма датчанина, – сказал Виглафссон, – выкапывают из-под камней лесные медведи. А на берегу – это Торлейв конунг Мстицлейвссон из Стейннборга.
Олег пригляделся и снял с головы шлем.
– Надевал я кольчугу, да поторопился… – Обернувшись к гребцам, он отдал команду, и снекка, взмахнув вёслами, воткнулась в песок. Олег легко перемахнул через борт и пошёл вперёд, приветственно поднимая руку: – Здрав буди, княже Чурила Мстиславич!
Чурила покинул седло и поспешил навстречу:
– И ты здрав будь, воевода!
Они обнялись: это было свидание старых друзей.
– Переменился ты, друже, с прошлого года, – сразу же сказал Олег. – Не таковым помню… Не ищешь, вижу, более смерти! Али лепше что нашёл?
Чурила до хруста сдавил его ладонь.
– Всё помню, Олег… И как на лодье твоей к Рюрику ходили. Только и ко мне во двор нынче солнышко светит… Поедем, гостем будешь. Княгиню, Звениславушку, поглядишь.
– Нашёл! – наполовину не веря ушам, улыбнулся Олег. – Где?
Чурила глянул на синий корабль.
– Да ты сам её, поди, видел. Шли же мимо тебя Виглавичи. Она на Севере у них побывала…
Олег только головой покачал: велик Святовит, вот уж волшебные дела творились на свете.
– А что… И погощу, коли зовёшь. Всё мне расскажешь, как было. И про датчан…
Первыми их встретили Вигдис, Нежелана и Любим. Эти трое баловались соколиной охотой, забравшись довольно далеко от дому. Кричали на кожаных перчатках сердитые ловчие птицы, забрызганные кровью добычи. Боярские отроки и Эйнар Утопленник, следовавший за своей дроттнинг, связывали за лапки пёстрых уток и пару сиявших белизной лебедей.
Завидев ехавшую берегом дружину и два корабля на реке, охотники поскакали навстречу. Первой, пустив лететь по ветру длинную косу, рванулась на рыжем коне Нежелана. Привычный сокол крепко держал когтями хозяйскую руку, обтянутую прочной воловьей усмой. Любим, замешкавшись, знай настёгивал лошадь. Но поспеть за сестрой не мог.
Вигдис следовала за ними, сдерживая серого жеребца. Дочери Рунольва Скальда спешка была не к лицу.
Халльгрим жадно нашёл её глазами с корабля… Залюбовался женой и сразу подумал: надо будет подарить ей нового сокола. Такого же белого красавца, как тот, что победно кричал на кулаке у дочери ярла.
– К берегу, – велел он Бьёрну.
Вышатичи между тем подлетели к отцу. Нежелана поспела первой, с лёту бросилась боярину на шею и едва не задушила старика в не по-девичьи крепких объятиях. Любим же ещё издали учтиво поклонился:
– Здравствуй, батюшка. Как съездил?
– Княгиня где? – спросил Чурила, смотревший на них с завистью. – Что с собой не взяли? Поссорились?
Нежелана весело отвечала:
– Она, княже, вчера с нами ездила. А ныне, сказала, умаялась.
Диво как хороша была Нежелана – румяная от скачки и свежего ветра, стройная, сильная, с гордым соколом на руке… Сколько лихих парней, от боярских сынов до простых гридней, говорили с ней о любви, звали протянуть руку над русальским костром, да только напрасно. Никого не слушала Нежелана, не хотела уважить даже отца, совсем уж было увидевшего её кременецкой княгиней.
А Любим вдруг склонил кудрявую голову на бочок и с улыбкой сказал:
– У ведовицы твоей, господине, дорогой гость нынче веселится. Как ты за порог, так Вольга Виглавич к княгине в терем…
Он еле усидел на коне: широкая отцовская ладонь вынесла его из седла, бросив лицом на конскую гриву. Любим повис раскорякой, и сокол, свалившийся с рукавицы, забился вверх лапками и жалобно закричал.
– Батюшка, за что? – простонал юный Вышатич, не решаясь выпрямиться. На его гладкой щеке плотно отпечаталась жёсткая боярская пятерня. – Я же правду сказал…
– Я тебе покажу правду, щенок! – буйным туром взревел старый боярин. И быть бы Любиму биту ещё, но Вышату перехватил князь.
– И верно, за что, – сказал Чурила, останавливая его руку. – За правду не бьют.
По его лицу нельзя было понять, гневался он или шутил. Вышата опустился в стременах, с трудом глуша в себе неистовую ярость. Немного погодя эта ярость удивит его самого. Он ли, Вышата, заступался за постылого…
Но это будет потом. Пока что, медленно остывая, он только замахнулся на сына:
– Пропади с глаз… змеёныш!
– Вот где хазарчонок, – шепнул Радогостю Ратибор. – Светозару твоему до него ещё…
Одноглазый боец в ответ только покривился. Смотрел он на Любима так, что подошедший Халльгрим именно по его лицу понял – ярлов сын сказал какие-то страшные слова.
– Реттибур ярл, – спросил он Ратибора. – Зачем Вестейн побил сына? Я что-то не разобрал.
Друзья переглянулись.
– Затем, – проговорил Ратибор, поразмыслив, – чтобы он, кутёнок, в чужие миски носа не совал.
Загадочный ответ заставил было Халльгрима призадуматься. Но ненадолго – серый конь нёс к нему Вигдис.
А Звениславка действительно принимала гостя. Рано утром явился во двор Хельги Виглафссон – один, без свиты. Спросил княгиню. Та поспешно велела звать, и отроки проводили его наверх.
– Здравствуй, Ас-стейнн-ки дроттнинг, – сказал Хельги. И поклонился ей совсем по-словенски – в пояс.
– И ты здравствуй, Виглавич, – отозвалась княгиня.
Им по-прежнему было трудно разговаривать друг с другом, и оба знали почему. Но Хельги неожиданно улыбнулся, отчего лицо стало ласковым и редкостно красивым.
– Муж твой возвращается, Ас-стейнн-ки… Уже сегодня обнимешь его. Знаю, не до меня… Давно хотел я посмотреть, как ты теперь живёшь, да не мог прийти без подарка. А нашёл подарок, так не ко времени…
– Да ты что же стоишь, – спохватилась Звениславка. – Сядь!
Хельги сел. И положил к себе на колени вышитую кожаную сумку.
– Подумал я, – сказал он, – что золотом тебя теперь не удивишь. Твой конунг, если захочет, с ног до головы тебя озолотит. Да ещё обидится, что Хельги Виглафссон бедняком его посчитал…
Впрочем, глаза его смеялись, что бывало нечасто. Звениславка невольно улыбнулась в ответ. Была у неё для Чурилы одна новость, которая разом погасила бы в нём любой гнев.
А Хельги продолжал:
– Надо бы мне сейчас ехать встречать конунга и моего побратима, который, говорят, тяжело ранен, если только ему ещё нужны повязки… А я вот здесь. Увидел я вчера трэля, который резал для тебя бересту, и вспомнил, как ты ещё у нас всё писала что-то да писала… Помнишь, мы грабили в Восточном море, и я ещё взял там корабль жрецов Белого Бога? У них было много… книг. Половину я выкинул, теперь жалею. Жрецы сказали, там написана тьма всяких премудростей, но я слышал только про полоумного старика, который травил детей медведями. Я давал эти книги Можжевельнику, чтобы он прочёл руны и извлек из них пользу, но руны не захотели ему подчиниться…
Хельги подошёл к Звениславе и положил сумку к её ногам:
– Вот, возьми, Ас-стейнн-ки. Может быть, ты сумеешь прочитать, что тут написано. А то прикажи вымыть эти листы и сама пиши, что пожелаешь.
Когда Чурила, перескакивая через три ступеньки, поднялся по всходу и растворил дверь, его жена и Хельги Виглафссон о чём-то весело беседовали по-урмански, и Хельги держал его, Чурилы, кольчугу за один конец, а Звениславка – за другой.
Князь молча остановился на пороге. Хельги первым заметил его, что-то быстро сказал, и Звениславка обернулась.
Ни испуга, ни смущения не было в любимых глазах… Да что там – и быть не могло. Княгиня совсем по-девчоночьи ойкнула, бросилась к нему – и повисла на шее, смеясь и плача одновременно. И сдержаться бы, отстранить её хоть ради приличия – не миловаться же при госте, да куда! Руки, не слушаясь, сами сомкнулись вокруг неё, обняли, оторвали, лёгкую, от пола, и уста без позволения потянулись поцеловать у неё на темени вышитую кику…
Хельги смотрел на них, держа в руках забытую кольчугу.
Чурила ещё загодя снял повязку со лба – не хотел пугать жену. Густые волосы прятали засохший след вражеского железа. Но чуткие княгинины пальцы мигом нашарили у него на груди, под рубахой, плотно стянутую тряпицу, и глаза испуганно округлились:
– Да ты ранен? Это даны тебя? Тебе больно?
Чурила наконец отыскал в себе силу оторвать её от себя, разжать, отвести в сторонку её руки.
– То не рана… полраны. Ты что о госте позабыла, княгиня? – и, опускаясь на лавку, обратился к Виглафссону: – Рад я тебе, Виглавич… Что редко бываешь?
Он уже успел забыть о Любиме, как забывают о грязной луже, ненароком попавшейся под ноги. Но синие глаза Хельги неистово вспыхнули.
– Не хочу часто бывать в твоём доме и не могу!
Ознакомительная версия.
