А Шаос — хоть и видно было, что её сильно мутило, а лицо её выражало отнюдь не удовольствие — терпела. С губ её открытого рта падала слюна, а сама она, с каким-то помертвелым, сосредоточенным взглядом, пялилась перед собой в одну точку, пока тело её терзалось быстром ритме — в таком же, с каким болтался и её потерявший часть упругости животик.
— Как в мешок х*р пихать! — Усмехнулся эльф — и тут он был прав. Даже тот "карман" над её рёбрами, куда обычно попадает головка, и тот сейчас был оттянут сильно увеличенным в размере животиком, так что особой тугости в Шаос сейчас не было.
И мужчине пришлось отнять руку с её правого бока, чтобы положить его ей на… на грудь или там… живот? Понять было сложно — но туда, где снувал его конец, и сжать её, по сути заключая обёрнутую её плотью головку в свой же кулак — и так было куда приятнее. Так, что даже Шаос не смогла терпеть и опять подала признак жизни, к сопению добавив ещё и тихий стон.
— М-мне нолмально… Н-не пеезывайте… Я хоосая… выносливая ехидна… Хоть и мелкая…
Но веки её прикрылись, а лицо изобразило сложную, пропитанную болью, страхом и сосредоточением эмоцию, когда по животу её прошла ещё одна волна — и снова киска её начала очень обильно выделять влагу. Так, что с каждым толчком, с каждым движением — она под напором выплёскивалась из неё.
— А мне чего тогда делать? Наслаждаться грязной, разбитой этим придурком дыркой, что ли?
Даааа, второй же…
— Чё, она прикольная такая! Тёпленькая, а если чуть нажать посильнее…
— В-вы… поме… помести… тесь, л-лядом… Вдвоём, я смогу!
— В попке твоей, что ли? Так он же там всё занял…
Хотя, чисто теоретически, с таким длинным концом ещё можно было как-то попробовать подлезть, если товарищ посторонится…
— Нет… не в ней! В йивотик! Вдвоём!
Эльф притормозил. Чего? В киску, что ли? Так он же и сам в неё, как бы, с трудом влез? Один… Да куда там! Вы её вообще видели?! Она же метр ростом, максимум! Вдвоём, в одну дырку?..
И мысли обоих мужчин совпали — они потом сильно пожалеют, если этого не попробуют. Не попробуют уничтожить эту девку своими членами — и с её же, к тому же, предложения! И поэтому эльф полностью остановился, подвинулся чуть в сторону и дал занять место позади этой ехидны ещё и его другу. И чтобы он, плюя на брезгливость, приставил к её плотно обжавшей уже один член киске… нащупал там наиболее подходящее для входа место — чуть ниже него и в сторону… и… и…
Шаос заныла. В голос заскулила — и хотела уже начать бить по кровати рукой… Но она же условилась, что этот жест — лишь на крайний случай! А он ещё не наступил…
Что-то в ней захрустело. Задрожали ноги в попытке найти опору, зацепиться за что-нибудь пальцами и уползти! Потому что её рвали. Откровенно, до треска рвали. Так, что ей пришлось до скрежета сжать зубы — и всё же, она верила, что в действительно они ничего ей не порвут… Разве… Разве что…
В тазу что-то "стрельнуло" — и она ощутила… а точнее, перестала ощущать в должной мере свои ноги. Они стали какими-то ватными, непослушными. Как будто чужими. Зато это притупило и боль, из-за чего она стала уже практически терпима…
Обнимая друг друга за плечи, мужчины обхватили ехидну за бока — каждый за свой — и с силой натянули её на себя, покуда смогли, учитывая это неудобное и дурное положение. И попробовали её наоборот, отодвинуть, пока ещё лишь проверяя то, на сколько длины они могут работать… но к их удивлению, они в одно движение наворотили уже немало делов, и поэтому, когда стаскивали её себя, не без заинтересованности отметили то, что матка её… а это, кажется, была именно она — вывернулась наружу… Эта розовая, мясистая трубка, криво обхватившая их две толстенные палки… Иными словами — это были лишние сантиметры амплитуды… Они могли полностью покидать её тело и при этом же как бы по-прежнему оставаться внутри него!
— Ооо-да, милашка! Щас мы тебя зажарим!
И насадили. С двух рук — сразу на два члена. Так, что Шаос дёрнулась, задрала к верху мордочку — и открыла рот, лишь бы… вздохнуть? Да вздохнуть она даже и не смогла — она захлебнулась этим воздухом… Затем они подали дамианку вперёд, пока члены, вместе с маткой, не вышли из неё наружу — и снова натянули её на себя.
И так, таким вот диким, варварским образом, разрушая целостность бедной, но чрезмерно похотливой и отважной ехидны, они стали её сношать. Раз за разом вызывая внутри неё нестерпимую, но такую сладкую боль, на миг отступающую — и вновь возвращающуюся. Такую, от которой сжавшиеся до двух точек зрачки её так и закатывались под веки, а с губ шла уже не просто слюна — а настоящая пена. И это совсем ничего не говоря про слёзы! И про белые, тянущие от её сосочков и до мешковатого живота подтёки молока, вытесняемого из её до дрожи напряжённого тела.
— Эй, эй! Крох, а крох! М-мы тебе тут, кажись…
Шаос попробовала хотя бы скосить взгляд — потому что обернуться сейчас у неё бы точно не вышло. С каждым толчком по хребтине её проходил сильный разряд, выгибающий её бренное тело в дугу.
— Кишки чучуть порвали… — Одноглазый заметил, как вокруг его члена зацепилось что-то белёсо-кровавое, с виду кожистое и… длинное, перекрученное. Оно обвилось вокруг него, выходя и наружу и заходя вовнутрь вместе с ним… — Тебе ж они наверное не нужны?
Раз предложила сделать с ней такое — точно не нужны. И поэтому они, не дожидаясь ответа, продолжили секс, натягивая её всё в ускоряющемся ритме. Погружая члены в её обвислый, болтающийся живот — уже совсем не такой кругленький и милый, а мешковатый, будто бы всё его содержимое там свалялось в один комок и упало в самый его низ.
Шаос… едва сохраняя равновесие, девушка приподняла одну руку — и промазала ей, чуть не завалившись на одно плечо. Но со второй попытки, задействовав в разорённом мозгу нужные клеточки и выстроив из них нейронную цепочку — смогла ударить по кровати ладонью. А затем — ещё раз, и ещё… Ещё!..
— Х-хватит… Хватит, м-мне… плохо, надо… О-остановиться!..
Слова её дошли до них будто бы и не сразу. Что значит — остановиться? Прямо сейчас? Когда они нашли ритм? Когда они были уже так близко? Когда её нутро так приятно сжималось на них, сокращалось и пыталось их вытолкнуть? Так интересно толкалось и пиналось?..
— Извини, малых! Мы сейчас!.. Уже заканчиваем!
— Да, минуту!
Она не переставала бить по кровати ладонью — раз за разом, будто по какой-то программе, размеренно и тупо. И била ею до тех пор, пока они, не ускорившись ещё сильнее, не пытаясь натянуть её до самых корней своих круто изгибаемых членов, не выплеснули в неё своё семя… совсем уже и забыв, что как бы обещали…
А вообще — к бесу! К бесу, решили они, и продолжили натягивать её даже после того, как яйца их, выработавшие подряд не одну порцию семени — продолжили взбивать его в ней до тех пор, пока уже сами их члены не стали вялыми и гибкими, не стали комкаться, запутываясь в каких-то красных, откровенно кровящих верёвках и… и наконец-то вышли, откидывая истрёпанное женское тело перед собой на кровать…
И когда она, вытраханная, упала на живот — из её вывернутой наружу матки, вперемешку с вязким семенем, полезло всякое… Три больших, красноватых и мягких яйца, как по маслу проскочивших сквозь ужасно растянутую их членами трубу, и два… два человеческих младенца, частично опутанных перекрученными пуповинами — один полностью, а второй — лишь по грудь, остальной частью тело застряв в своей матери… И с виду — вполне живые, даже слабо дышащие… Только вот ненадолго — ибо душ в них не было.
— Твою же мать! — Выругался человек, отскакивая назад и падая на пол. — Да какого ж хера?! Что это в тебе за салат?! С кем ты там трахалась?!
Полуэльф, хоть и тоже испугался такого… фейерверка жизни — всё же отреагировал спокойнее. И, хоть и с осторожностью, но коснулся одного из… её детишек пальцем.
— Мы же… не попортили их? Не?
Ноги её не слушались — совсем. Она даже шевелить ими не могла. И поэтому на одних только руках приподнялась на кровати — да только тут же без сил на неё и упала…
