свалился, и мальчик поставил его на пол, забрался на него и сел. И стал болтать ногами. Положил руки на колени и принялся двигать большими пальцами. – Мне приятно наконец-то познакомиться с тобой, Уоллес. Я много чего знаю о тебе, но все равно я рад поговорить с тобой лицом к лицу.
Уоллеса окатила новая волна страха.
– Почему ты здесь?
Мальчик пожал плечами:
– А почему здесь каждый из нас?
Уоллес прищурился:
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
Мальчик снова рассмеялся:
– Ты мне нравишься. И всегда нравился, даже при том, что ты… ну сам знаешь. Внебрачный ребенок.
Уоллес моргнул:
– Прошу прощения?
– Внебрачный ребенок, – повторил мальчик. – Тебе пришлось умереть, чтобы обрести человечность. И это чертовски смешно, если вдуматься.
В груди Уоллеса разгорелось пламя гнева.
– О, я ужасно рад, что тебя это так веселит.
– Я не шучу. Ты уже не прежний. И почему это так, как ты считаешь?
Уоллес ответил:
– Не знаю.
– Это в порядке вещей – не знать. – Мальчик откинул голову на спинку стула и уставился в потолок. Тот, подобно стенам, шел рябью, словно был жидким. – На самом деле не исключено, что так оно даже лучше. И все же… ты необычен. И потому привлек мое внимание.
– Это ты сотворил с ними? – вопросил Уоллес. – Если ты как-то навредишь им, я…
– Что?
Уоллес ничего не ответил.
Мальчик кивнул:
– Я же говорил, что не причиню вреда ни тебе, ни им. Они, в каком-то смысле, спят. Когда мы закончим, они проснутся и все пойдет, как шло и как будет идти всегда. Тебе нравится здесь?
– Да.
Мальчик огляделся по сторонам, движения у него были странно скованными, словно позвонки его шеи срослись.
– Здесь все не так, как снаружи, верно? Странный дом, сооруженный из множества разных идей, верно? Они должны были войти в противоречие. Должны были разрушиться до основания. Дом не должен стоять, как стоит, и все же ты не боишься, что потолок рухнет тебе на голову. – Затем:
– Почему ты защищаешь их? Уоллес Прайс в мире живых пальцем бы не шевельнул ради кого-то, кроме себя.
– Они мои друзья, – ответил Уоллес, осознавая нереальность происходящего. Комната вокруг казалась размытой, все звуки в ней были выключены, один только Руководитель находился в фокусе, он был центром всего.
– Да? У тебя было не так уж много друзей. – Он нахмурился: – Их у тебя вообще не было.
Уоллес отвел взгляд:
– Знаю.
– А потом ты умер, – продолжал мальчик. – И попал сюда. В это место. На этот… перевалочный пункт. На остановку на дальнем пути. И именно это ты и сделал, не так ли? Ты остановился.
– Я не хочу проходить через дверь. – Голос Уоллеса стал выше и надломился прямо посередине фразы. – Ты не можешь заставить меня сделать это.
– Я бы мог, – сказал мальчик. – Это совсем просто. И не потребовало бы от меня никаких усилий. Хочешь, покажу?
Страх, яркий и стеклянный. Он обхватил своими руками ребра Уоллеса, впившись в них пальцами.
– Но я не буду делать этого. Поскольку это не то, что тебе нужно. – Он посмотрел на Уоллеса, выражение его лица смягчилось. – Он хороший перевозчик, наш Хьюго, хотя ему часто мешает его доброе сердце. Когда я нашел его, он был в гневе и в смятении. Был неприкаянным. Он не понимал, что происходит, и все же в нем был свет, яркий, но и готовый в любой момент погаснуть. Я научил его обуздывать этот свет. Люди вроде него редки. В их хаосе обнаруживаешь красоту, если знаешь, где ее искать. Но тебе известно об этом, правильно я говорю? Ты тоже видишь ее.
Уоллес с трудом сглотнул:
– Он другой.
– Можно и так сказать. – Мальчик снова устроился на стуле, положив руки на живот и болтая ногами. – Но да, он такой.
К Уоллесу вернулась ярость, она выжигала страх.
– И ты… сделал с ним это.
Мальчик выгнул брови:
– Прошу прощения?
Руки Уоллеса сжались в кулаки.
– Я слышал о тебе.
– О боже. Это интересно. Давай. Поведай мне, что тебе рассказали.
– Ты готовишь… перевозчиков.
– Верно, – сказал мальчик, – хотя мне не хочется, чтобы ты думал, будто я делаю это без причины. Некоторые люди… Некоторые люди ярко сияют. Хьюго – один из них.
Уоллес стиснул зубы.
– Ты вроде как то… существо…
– Грубо.
– …то существо, которое надзирает над жизнью и смертью, накладывая обязательства на других…
– Ну да. Я Руководитель. Я руковожу.
– …и ты возлагаешь бремя смерти на таких, как Хьюго. Заставляешь его видеть и делать то, что…
– Уф, – произнес мальчик, быстро садясь прямо. – Подожди секунду. Я никого не заставляю делать что-либо. Боже милостивый, Уоллес, что тебе обо мне наговорили?
– Ты бесчувственный, – выплюнул Уоллес. – И жестокий. Как тебе могло прийти в голову, что это нормально – возлагать такое на человека, только что потерявшего родителей?
– Хммм, – протянул мальчик. – Похоже, у нас какое-то недопонимание. Все обстоит совсем не так. Это выбор, Уоллес. Я не принуждал Хьюго делать что-либо. А просто обрисовал имеющиеся у него возможности и позволил решать самому.
Уоллес с силой положил руки на стойку:
– Его родители только что умерли. Он страдал. Он горевал. А ты открыл перед ним дверь и показал, что существует нечто, недоступное его пониманию. Разумеется, он взял, что ему было предложено. Ты обманул его, когда он был наиболее слаб. – Уоллес тяжело дышал, ладони у него покалывало.
– Вау, – сказал мальчик. И покосился на Уоллеса: – Ты защищаешь его.
Уоллес побледнел:
– Я…
Мальчик кивнул, словно услышал вразумительный ответ.
– Я не ожидал этого. Не знаю почему. Но самое удивительное здесь то, что меня все еще удивляют такие, как ты. Ты очень уж переживаешь за него.
– За всех, – сказал Уоллес. – Я переживаю за всех них.
– Потому что они твои друзья.
– Да.
– Тогда почему ты так не доверяешь Хьюго? Не считаешь, что он сам способен принимать решения?
– Я доверяю, – слабым голосом возразил Уоллес.
– Неужели? Создается впечатление, будто ты ставишь под сомнение его выбор. Надеюсь, тебе понятна разница между заботой и сомнением в том, кого ты называешь своим другом.
Уоллес промолчал. Хотя он и не желал признавать этого, Руководитель по сути был прав. Разве ему не следовало бы доверять Хьюго и дать ему самому разобраться в том, что для него правильно?
Мальчик кивнул, принимая молчание Уоллеса за согласие. Он соскользнул со стула, развернулся и поднял его. Перевернул и снова положил на столик, после чего вытер руки о джинсы. Потом посмотрел на санинспектора и вздохнул:
– Люди такие странные. Как только мне начинает казаться,
