Хафён достал из сумки связь ремешков с двумя большими карманами.
— В этом немного еды и жар-ффет. Второй для чефуйки.
— «Это очень кстати!» — одобрительно отметил Влад.
Хафён заулыбался и даже порозовел.
— Видишь? — горячо поддержал Элексий. — Это же гениально! И он еще уехать собрался!
— «Вали отсюда к чертовой матери», — заговорщицки посоветовал Влад Хафёну и юркнул через решетку в арку.
Там встал на задние лапы и нацепил поданную "упряжь". Чешуйка вошла в карман наполовину, но не выпадала. Ее уравновешивал второй карман, с едой. Все это крепилось застежками на животе и груди, с которыми пришлось повозиться, грубые лапы ограничивали мелкую моторику. Влад вернулся в форму волчка и поерзал, привыкая к жилетке. Неудобно, но лучше так, чем нести здоровую пластину в зубах.
— "Да, кстати. Там во дворце Севка с сестрой и кентавром. Им нужна помощь".
— Подберем, — пообещал Элексий. — Только сам возвращайся. Ты мне еще за пикачу не пояснил.
Влад хохочущей гиеной пустился через проездную арку.
В конце тоннеля он резко остановился, повернулся назад, задрал морду к потолку и завыл.
У его голоса не было ничего общего с жутким голодным стоном, который город услышал ранее. И это был не просто условный сигнал для поселковых, что чешуйка у Влада и можно возвращаться домой. Мелодичный, озорной тенор, словно звук горна, оповещал город о свободе и велел каждому услышавшему отбросить страх и поднять голову.
Глава 56 Чутье Шредингера
Когти срывали хрупкую черепицу. Широко расставив крылья, чтобы удержаться на узком коньке крыши, пересмешник вертел клювастой башкой на подвижной шее высматривая добычу. Густой снег с дождем — не помеха для зорких глаз и чуткого слуха, который уже уловил стук копыт.
Голова повернулась сама, словно механическая, и узкие зрачки вцепились в нескольких двуногих существ на лошадях — настоящий комплексный обед, даже с собой останется. Огромные крылья выгнулись парусом и мощно опустились, выбросив легкое тело над домами.
Хищник не боялся, что его заметят издалека. Напротив, испуганная жертва — легкая и более интересная добыча.
В грудь пересмешника воткнулась стрела — мелкое неудобство, на которое можно не обращать внимания. Еще бы камнем кинулись. Только вдруг крылья свело нестерпимой судорогой, от которой перья встопорщились до самого хвоста. Пересмешник резко разучился летать и с криком задавленной галки рухнул на дорогу прямо перед копытами своей несостоявшейся жертвы.
Под визги своих седоков единорог и кентавр на всем скаку перепрыгнули через сбитую тварь и понеслись дальше, а на обездвиженного пересмешника сразу же набросились собратья.
— Больная что ли так визжать? Я чуть не оглох! — пожаловался Север. Он не знал за что держаться на кентавре, кроме как обхватить его за человеческий живот. А тут еще уши заложило от оглушительного вопля.
— Это ты и верещал! — уязвлено рявкнула Гарья, чуть не выворачивая плечи Севра, когда кентавр на всем ходу перепрыгивал и обходил препятствия в виде ломаных телег и бочек.
— Блин! Можешь аккуратнее с граблями своими?! У девушки руки должны быть как у птички!
— У меня как у птички, — сообщила Гарья, словно не понимая, в чем претензия.
— Да. Как у тетеревятника.
— Что поделать, если все женское досталось тебе.
— Договоришься, сброшу!
— Щас оба пешком пойдете! — пригрозил Йур, встряхнув обнаглевших пассажиров. Он согласился везти их на себе только потому что ситуация была безвыходной, а единорог не резиновый.
Элексий и Хафен скакали впереди, показывая путь и расчищая дорогу от пересмешников, точнее засоряя ее их тушами. В основном стрелял Эл, пока Хафён придерживал его и направлял лошадь — что было под силу только многорукому упырю, ибо сидел он позади седла, а единорог взбрыкивал каждый раз, когда охотник заряжал электричеством стрелу. Упырь тоже чувствовал как руки, которыми он вцепился в кафтан Эла, прошибает одной мощной мурашкой.
— А можеф не каждую заряфать?
— Пхех! И стрелять обычными стрелами?! По птицам? Совсем свихнулся?!
— А не должен был?! Посиди взаперфи с мое!
— Не истери! — в тон ему пополам со смехом ответил Элексий. — Тормози, приехали!
Хафён не умеючи так резко натянул поводья, что единорог встал на дыбы и в него чуть не врезался Йур.
Север удивленно осмотрелся. Улица, которую он покинул прошлым утром, стала сама на себя не похожа — угол магазина осыпался, окна в домах выбиты, на дороге вперемешку с кирпичами и изрытой брусчаткой валялись доски и колеса разбитой телеги и несколько ломаных стульев. Дождливо-снежная пелена делала все вокруг одинаковым и неузнаваемым.
— Ну чего řасселись? Слезайте, — поторопил Йур.
Север осторожно сполз с него и выругался сквозь зубы, когда ноги — одна прокушенная, другая придавленная — обе отсиженные, — коснулись земли, принимая на себя немалый вес. Он подал руку сестре. Та из принципа попыталась спуститься сама, но так долго примеривалась, что Север не выдержал, сцапал ее за локоть и стащил с кентавра.
— Шевелись уже!
Стянув ее на землю, он так же торопливо и бесцеремонно повел ее в магазин.
— Дверь придержите, а? — Элексий вел за собой единорога. — Что? Кентавру-то можно, а лошадь пусть едят?
Внутри было тепло и тихо. Три свечки в канделябре освещали только прихожую, оставляя дальние углы в теплом полумраке. Оттуда на новоприбывших, как летучие мыши из пещеры, уставились люди и бывшие пленники скотовника. Увидев вошедшую компанию народ оживился.
— Здесь вам конюшня что ли? — проворчал кто-то из дальнего темного угла.
Север и Йур сердито обернулись, но все сразу поотворачивались.
— По мне так, кормильня, — язвительно прошипело сгорбленное существо похожее на ленивца с мордой варана и облизнулось длинным языком.
— Только попробуй, отправишься туда, где сидел, — ответили ему из толпы.
— Зато поем.
— Не стоит, — вмешался тролль. — Судя по прыщам на их уродливых мордах, есть их вредно для здоровья.
— На свою рожу посмотри, жаба!
Йур демонстративно громко плюхнулся брюхом на пол, оборвав разгорающуюся ссору.
— Что у вас тут опять? — из кладовой выскочила Врана, вся растрёпанная и запыхавшаяся. Шальными глазами она оглядела прибывших и, заметив Севра с Гарьей, шумно, не по-женски выдохнула. — Наконец! Лодка еще ждет. Как раз три места осталось. Если конечно кто-нибудь не желает сам погрести.
— Вот ее отвези, — Север подтолкнул сестру к русалке.
Гарья с подозрительной покорностью позволила Вране подхватить себя за плечи.
— Погоди, а что с ней?
— Что?
— Она как в огне, — сказала русалка, тронув лоб девушки и отдернув руку.
— Это ты холодная, — равнодушно напомнил Север, падая на лавку и откидываясь на спинку. Но все равно украдкой покосился на Гарью.
Девушка действительно сидела как мешком пришибленная, уставившись куда-то в пол и сжимая в кулаке край рубашки. Она старалась не выказывать, что ей больно, но ее рука сама тянулась к животу.
Видно Аресий успел ей как-то навредить, хоть и сложно было поверить в то, что ей вообще кто-то что-то может сделать. Скорее уж она могла подарить перелом или два. Жалости к ней Север не испытывал. Точнее, держал это чувство на короткой привязи в самом темном углу своей души. Он договорился с собой, что позаботится о ее Гарье ровно в той степени, какой требовала обычная человечность и только до тех пор, пока от него не станут ждать большего, тыкая носом в семейное родство.
Никто и не тыкал. На него вообще не обращали внимания. Все возились с больной. Укутали покрывалом, усадили на стул, дали воды.
— Фифяф, у меня кое-фто ефь! — вспомнил Хафён и зарылся в свою сумку, всеми руками перебирая какие-то пакетики и банки с разными жидкостями, травой и порошками.
Какой-то мальчик притащил с кухни ведро холодной воды с кружками. Элексий и Север несколько раз зачерпнули и напились. Когда дошла очередь до Йура, он забрал все ведро и под изумленными взглядами допил остаток — чуть больше половины. Единорогу ничего не досталось, и мальчик отправился за добавкой.