Ольга Смайлер - Тростниковая птичка

Я не успевала и знала об этом. Флайбус двигался не быстрее улитки, мне казалось, что если я побегу пешком — я легко его обгоню. И все-таки мы приземлились, и мне было все равно, как я посажу эту долбанную медлительную колымагу, потому что сразу после посадки я рванула ремень, открыла дверцу и выпала в дождь. Он должен был стоять за забором, но его там не было, и опять резануло по сердцу мыслью, что я не успеваю! Бежать, бежать, к нему, туда. Ноги словно вросли в чавкающую грязь, в которую превратилась тропинка, а это значит, что дождь льет уже давно, и я не успеваю. И все-таки я вбегаю в дом, не разуваясь бегу вверх по лестнице, оставляя мокрые, грязные следы, но мне все-равно, потому что это не важно, все не важно, а важно только одно — успеть. Вот и наша спальня, дверь открыта, я вижу, что Сайгон лежит на боку, и успеваю обрадоваться, что он не придумал себе глупостей, а просто лег спать. "Сай! — кричу я ему, — Все хорошо! Я успела!", но он молчит и тогда я обхожу кровать, уже зная, что увижу, но не желая поверить в это. Плечо под моей рукой ледяное и каменное, глаза Сая открыты и пусты, а из груди торчит нож, на рукоятке которого повязан мой шарф. Крови нет, и я плача пытаюсь тормошить мужа, кричу, бью его кулачками. И пустые серые глаза ловят мой взгляд. "Почему ты опоздала? Мне так холодно" — говорит мне этот чужой, мертвый Сай, и тянет ко мне руки.

Я проснулась, захлебываясь криком, чувствуя, что меня бьет озноб, а по щекам текут слезы. И Сай, мой живой, горячий Сай, обнял меня, прижал к себе и стал гладить по голове, а я цеплялась за него и все спрашивала: "Я же успела? Я же правда успела вернуться?" "Да, да", — баюкал меня Сай. Теплый. Живой. Мой.

Сайгон почему-то решил, что лучший способ борьбы с кошмарами — это плотный обед. Я не имела ничего против — пары ложек хлопьев, которые мне едва удалось впихнуть в себя утром, организму было недостаточно. Поэтому я сосредоточенно ела, прикидывая, что можно предпринять, чтобы Тару никто не смог сманить — готовила она божественно. Сай сидел напротив, держал вилку на весу и смотрел на меня. Каждый раз, когда я поднимала глаза, и выразительно смотрела на него в ответ, он, будто очнувшись, принимался за еду, но стоило мне снова сосредоточиться на собственной тарелке, как мой муж впадал в созерцательное настроение.

— Сай!

— Ммм?

— Ты просмотришь во мне дырку!

— Прости. Ничего не могу с собой поделать.

— Тогда хотя бы попробуй совместить этот процесс с принятием пищи.

Наш разговор прервал дверной звонок.

— Я никого не жду, — выразительно посмотрела я на Сая, — а ты?

— Можешь поверить, я не назначал встреч на сегодняшний вечер… Как-то даже и в мыслях не было, — покачал головой он, — да и вряд ли нас кто-то сейчас решится потревожить.

— А давай не будем открывать? — предложила я заговорщицким тоном.

В дверь снова позвонили. Сай вздохнул:

— Очень заманчивое предложение. Ужасно жаль, что оно не осуществимо.

Муж пошел открывать дверь, я же торопливо принялась за обед: мой опыт подсказывал, что неожиданные визиты могут нести с собой любые неприятности. Так и вышло — я услышала, что в холле завязался разговор, потом поняла, что Сай повысил голос, бросила вилку — и побежала выяснять, что же происходит. В холле обнаружился злой Сай, совершенно спокойная храмовница Юстимия, и обеспокоенный Эд.

Сай, увидев меня, мгновенно переместился, и задвинул меня к себе за спину.

— Я не позволю ей войти в Храм! Раз я нужен на этой крастовой церемонии прощания — я буду тами и выполню свой долг! Но Соня останется дома.

Я закатила глаза. Он опять делал это — решал за меня.

— Ты никуда не пойдешь один! — возмутилась я, и для верности уперла руки в бока, хотя это никому не было видно, — Имей в виду, если ты не возьмешь меня с собой, я просто не выпущу тебя из дома, так и знай!

Сай глухо выругался, повернулся ко мне, схватил за плечи и легонечко встряхнул:

— Соня, послушай меня! Это не игрушки — тебе опасно находиться в Храме! Просто поверь! Мы там бессильны, я не смогу защитить тебя если что-то пойдет не так.

Молчавшая до этого Юстимия прошла к дивану, и устроилась на нем уставшей, нахохлившейся, черной птицей.

— Сайгон, — устало сказала она, — если бы я хотела смерти твоей землянки — поверь, она бы не дожила до свадьбы.

— Но как?! — вырвалось у Эда раньше, чем он успел взять себя в руки.

Юстимия молча выудила из складок одежды мини-бук, очень похожий на тот, что жил теперь у Мии, и покрутила его в воздухе.

— Информация, Эд, информация. Кто владеет информацией — владеет миром. — Она спрятала бук, и вздохнула, — Мне кажется, что я столько раз доказывала лояльность к твоей семье, Эд, что ты мог бы для разнообразия начать доверять мне. Но я готова гарантировать Сонину неприкосновенность — мне нужны в Храме вы все, включая ваших гостей из внешних миров. Некоторые слова стоит произносить только в проверенных местах. Мы должны отдать дань памяти Найны, ибо даже те, кто не заслуживали уважения в жизни, заслуживают уважения к своей смерти. Кроме того — трудно найти более удобный повод…

Я долго всматривалась в жрицу. Как назло — в памяти всплыла Мунирская ярмарка, и безумная бакычу-апа, что так напугала меня в тот день.

— Я поеду. — кивнула я Юстимии, наконец приняв решение, — Не могу же я упустить возможность поучаствовать в подобном фарсе.

И побежала наверх, чтобы переодется соответственно случаю. Сайгон поднялся следом.

— Ты уверена? — он сердился, и это было заметно.

— Нет, — призналась я, — но и сидеть, сложа руки, опасаясь невидимой и непонятной опасности, я больше не могу.

Храм Праматери почти разочаровал меня — ни куполов, ни минаретов, ни нефов, ни портиков — просто большое квадратное здание мышиного цвета. Из необычных деталей я сперва заметила только высокие окна в верхней части здания. Но когда мы, объехав небольшой регулярный парк, подъехали со стороны фасада — я ахнула. Парадный вход был огромен — золоченые двери, щедро украшенные орнаментом, а по бокам витражные окна — яркие и нарядные. Впрочем — в Храм мы попали через почти незаметную дверь запасного входа. Тело Найны, лежащее на богато устланном мехами постаменте у огромной, подавляющей статуи, изображающей Кериму Мехди, было почти полностью закутано в темную ткань. Видно было только лицо, которое обрамляла расшитая серебряной ниткой и отделанная камнями накидка, да кисти рук, с щедро нанизанными на пальцы перстнями. Почему-то я ждала, что смерть даст Найне облегчение, но на её мертвом, искустно загримированном лице застыло привычное выражение брезгливого недовольства. Я не смогла устоять, и воровато потрогала длинный серебристый ворс, причудливо играющий в неровном освещении Храма.