Но у Гарава — даже надломленного, испуганного, сжавшегося — совесть всё-таки была. И она говорила ему беспощадно: «Жизнь одна? Ну так живи — доволен?! Иначе было нельзя? Можно, не ври себе!»
Мальчишка вдруг отчётливо понял, что всё равно рано или поздно умрёт здесь. Тогда зачем трястись и цепляться за это… существование?
Но умереть нужно было так, чтобы хоть немного искупить свою трусость и своё предательство.
Правда, о том, что ждёт его в случае неудачи, Гарав старался просто не думать…
…В комнате опять горела лампа. Тарика не было. Гарав медленно снял перевязи, сел к столу, на котором — в раскрытой книге — бежали ряды букв. Интересно, что тут написано?
— Ломион, — позвал он. — Ломион Мелиссэ, я жду тебя…
…Существо с прекрасным лицом и неживой сияющей улыбкой на тонких губах сидело напротив мальчика. Оно слушало. Слушало горячечные слова внимательно… хотя мальчик мог ничего не говорить. Зачем? И так всё было понятно…
«Так ты отдашь?»
— Да, но сейчас — спаси их!!! — выкрикнул Гарав. Сжал и разжал кулаки, покачался на скамье. — Спаси их, ты же говорила, что можешь!!!
«ХОРОШО. Подожди. Я тебя позову. Ты услышишь и придёшь. Услышишь песню… А потом, после расчёта, я скажу тебе, что надо делать».
Она встала. Лёгкий клочок тумана пролетел по комнате. Прозвенели колокольчики, растаял звук шагов.
Мальчик за столом уронил голову на руки.
* * *
Гарав услышал песню, когда проходил мимо спуска в подвал — рядом с большим залом — с охапкой дров для камина в комнате.
Песня звучала внизу, в темноте. И никуда от неё было не деться — и, главное, НЕЛЬЗЯ было деваться.
Гарав ступил на лестницу. Сухо застучало оброненное «топливо».
Он вдруг ПОНЯЛ, что надо делать. И только крошечная часть сознания ещё кричала: «Не надо, не смей, не ходи-и-и!»
— ТЫ тут? — спросил он.
«Да, — ответила темнота насмешливо. — А ТЫ зачем пришёл?»
— Я хочу заключить с тобой договор, — сказал мальчишка стеклянным высоким голосом, двигаясь, как робот в старом фильме. — Ты получишь от меня пищу. И поможешь Эйнору и Фередиру.
Темнота плавным движением обвилась вокруг него, как плащ. Послышался холодный смех.
«Мой храбрый и любопытный мальчик… Мой принц… Хочешь быть моим принцем?»
— Нет, — отрезал Гарав. — Говори, что надо делать. Я готов.
«Если не хочешь быть моим принцем, то станешь моим рабом, — сказала темнота. — Хочешь быть моим рабом? Кое-кто и это находит интересным… и придумывает для себя ТАКОЕ рабство, что даже МНЕ становится любопытно, хотя я видела ВСЁ… Люди бывают такие смешные и странные, даже в твои годы… Всё что-то прячут, прячут в темноте от меня, забывая, что прячут ОТ МЕНЯ — ВО МНЕ. Глупо…»
— Я хочу, чтобы ты взяла, что тебе нужно, и помогла моим друзьям, — сквозь стиснутые зубы выцедил Гарав. — Говори, что делать.
«Хорошо, я согласна», — неожиданно легко ответила — Гарав даже дёрнулся изумлённо — темнота. «Иди сюда», — услышал он затем. И увидел дорожку синеватого цвета — через тьму. В конце дорожки стояло старое кожаное кресло. «Иди сюда и раздевайся».
Ничего не спрашивая, мальчишка молча подошёл к креслу и быстро разделся, бросая одежду на пол. Странно, пол не был холодным. Он был тёплым и вроде бы пульсировал, как огромная нагноившаяся рана. А свет — светлый прямоугольник наверху лестницы — померк сперва, а потом и вовсе исчез, как будто медленно закрылась дверь…
«Какой ты беззащитный без оружия и одежды, мальчишка, — шепнула темнота в ухо. — Сядь в кресло… положи руки на подлокотники… голову откинь на спинку… и поверни её влево… Вот так. Молодец. Послушный мальчик. За это тебе не будет ОЧЕНЬ УЖ больно».
Кожа кресла была тоже тёплой и мерзко ЖИВОЙ, как у ящера какого-то. И Гарав беспрекословно выполнил всё, что требовала ОНА. Хотел закрыть глаза, но не стал — и безучастно уставился в невидимый потолок.
«Хочешь, мы сперва немного поиграем, — предложила темнота. — Тебе понравится». Гарав вдруг увидел надвинувшееся лицо девушки — на пару лет старше его самого, красивое и насмешливое. Не то, которое было у Ломион Мелиссэ раньше, более человеческое. Ощутил, как язык красавицы коснулся шеи — пониже челюсти справа. Провёл по коже — влажный, тёплый. И вдруг нажал, стал твёрдым и настойчивым… и невероятно приятным. Его движения не прекращались, стали ритмичным, быстрыми — и Гарав не выдержал, застонал от удовольствия, сам трогая свои щёки языком изнутри… и с трудом проговорил:
— Не хочу… чтобы ТЫ… была со мной… так… Бери, что нужно. Не надо меня… лапать.
«Но я вижу, что тебе понравилось, — засмеялась тьма. — Может быть…»
— Нет, — отрезал Гарав, закрывая всё-таки глаза, чтобы не видеть лица красавицы, в котором начала проступать Мэлет.
«Ну что ж, — вздохнула тьма с сожалением, показавшимся Гараву искренним. — Тогда пусть…»
Шеи коснулись ледяные губы. Гарав обмер от пришедшего наконец ужаса… но было поздно.
Боль была огненной, резкой, но очень короткой. Охнув, Гарав дёрнулся и обмяк. Стало немного трудно дышать… но голова приятно и сладко закружилась, а потом по всему телу начали расплываться вязкие волны истомы; шея онемела.
Мальчишка опять застонал — тихо-тихо, прикрывая глаза. Гарав ощущал, как ОНА пьёт его кровь — не жадно, а аккуратно, как-то даже изысканно… как будто некая чёрная герцогиня, развратная и воспитанная одновременно — красное вино из красивого бокала… Голова кружилась… кружжилась… кружжжиласссь…
«Больно?» — спросила ОНА.
— Нет… приятно… пей, пей, — искренне прошептал Гарав. Слабо улыбнулся и спросил покорно, без интереса: — Ты меня выпьешь всего?
«Нет, я выпью лишь немного. Ты честен со мной, мальчик. И я тоже буду с тобой честна. Но ещё немного я попью. У тебя восхитительная кровь. Страх, отвага, любовь, ненависть, боль, восхищение — какой милый коктейль… Это бывает только у мальчишек…»
ОНА опять приникла к шее расслабившегося в кресле мальчика, касаясь его тела тут и там, словно танцуя вокруг Гарава. Тот не возражал и не сопротивлялся — с застывшей улыбкой глядел в угол потолка пустыми глазами. Он слушал песню и думал, что она красивая — раньше он просто не понимал… а теперь понял… понял… понял…
«Ты отверг девушку, но хочешь, — прошептала ОНА, — я приму облик этого мальчика… Фередира? Вокруг МОЁ царство, а в темноте не бывает ничего стыдного… Мне не трудно. Хочешь? И он будет послушным, таким, как ты пожелаешь…»
— Нет, — Гарав ожил. Сжал губы. — Хватит. Довольно. Ты получила своё. Разве нет?
«Да, — усмехнулась тьма. — И я сдержу слово. Не трону твоих друзей… спасу и буду хранить в пути… пока ты САМ мне их не отдашь».
