Леони ущипнула себя за руку, топнула ногой по полу балкона, потянула за ткань шезлонга.
— Я ощущаю это как вполне вещественное.
— О, именно так. Но фундаментальная структура чудесно организованной материи этого мира находится практически на нижней границе того, где я могу действовать на физическом уровне. Есть другие миры, где материя резонирует на куда более низких вибрациях и где даже я не могу воздействовать на физическую реальность. В частности, на Земле.
— Это кое-что объясняет — то, чего я никогда не понимала. Ты приходила ко мне во снах, утешала меня, но никогда не пыталась помешать папе насиловать меня.
На лице Ангела появилось скорбное выражение.
— Помешать ему было не в моей власти, Леони. Ты понятия не имеешь, как много других, которые испытывали боль, лишения и страх куда большие, чем ты, и им я тоже не смогла помочь.
— Так ты вроде Бога, зажатого в тиски противоречия, о котором ты говорила? Хорошая, но лишенная власти?
— В измерении Земли — да. Практически бессильная.
— Практически, но не совсем?
— Иногда я могу совершать чудеса, — задумчиво, безо всякой гордости сказала Ангел.
— Чудеса? Как в Библии?
— По определению, это феномены, которые не могут происходить часто. Именно так можно описать мои попытки физически воздействовать на события в измерении Земли. Очень редко, путем магических действий, я способна снизойти в это измерение и совершить нечто необычное. Но, имея такой ненадежный способ воздействия на физическую реальность, я не могу влиять на сколько-нибудь значимые события той реальности. Мне приходится обращаться к людям в их снах и видениях, как я обратилась к тебе, чтобы добиться твоего внимания. Другими словами, я воздействую на реальность через человеческое сознание. — Она вздохнула. — К сожалению, это тоже создает огромные проблемы…
Леони рассмеялась, вспомнив, в каком состоянии пребывала до того, как очутилась на грани жизни и смерти; о том, что ценила и чем наслаждалась.
— Большинство нас живет, практически не приходя в сознание, — сказала она. — Я сама так жила, очень долго.
— Я не сказала бы «не в сознании». Сказала бы, что вы связаны условностями, ограничиваете сами себя, приземляете. Вы, люди, — духовные существа, облеченные в плоть и так глубоко павшие в плотную материальную реальность вашего мира, что это сковало ваше сознание. Вы не помните, откуда произошли, в чем смысл вашего воплощения. Совокупность того, что вы в состоянии познать своими ограниченными физическими чувствами и приборами, призванными расширить границы вашего восприятия, очень ограниченна, и это все, что вы пока в состоянии осознать. Вас легко убедить в том, что вы всего лишь тела, что нет такой сущности, как душа; либо вы верите, что душа существует, но слепо, в соответствии с догмами религий, а не на основе личного опыта. Вам надо понять, как тяжело мне, разумному и осознающему себя существу, состоящему из тонкой энергии, взаимодействовать с вами. За исключением редких чудес, я не могу физически проявиться в вашей реальности. Я легко могу общаться с вами на уровне сознания, но человечество настолько сильно сковало себя рамками материальности, что большинство вас просто не подпускают меня к себе.
— Но ты же связалась со мной.
— Есть потайные ходы. Природные вещества, спонтанные состояния в биохимии мозга, некоторые техники и практики, доступные любому человеку, способны освободить дух из заточения.
— Как айяхуаска, которую я выпила вечером?
— Да. Или состояние на грани жизни и смерти, ДМТ, грибы, содержащие псилоцибин, трансовые пляски бушменов… Когда люди входят в такие исключительные состояния сознания, я могу связаться с ними, как связалась с тобой…
— Но зачем ты хочешь всего этого? — спросила Леони. — Не понимаю. Почему ты считаешь, что тебе надо связываться с нами? Почему не оставить нас, порабощенных материальным, и отправиться куда-нибудь, где будет поинтереснее?
Ангел улыбнулась.
— Я могу путешествовать по Всеобщности, куда захочу и когда захочу, но ни один из миров не интересен мне больше, чем моя чудесная и драгоценная Земля, и нет других разумных существ, которых бы я ценила больше, чем моих чудесных, возлюбленных, парадоксальных и потерявшихся людей земного человечества.
— Насчет Земли я еще могу понять, — ответила Леони. В ее голове невольно возник образ Земли, синей, как кожа ангела, светящейся, плывущей в темноте космоса. — Она действительно прекрасна… а вот человечество? Что такого в нас чудесного? Мы же, по большей части, настоящие чудовища, Ангел. Ты это должна знать. Мы выдумываем бесконечно искусные и ужасные способы уничтожать и мучить друг друга, рвем друг друга на части. Мы убийцы и насильники, лжецы и воры. Больные на голову, жестокие и злобные убийцы.
— Да. Все это правильно.
— И все равно мы твои «возлюбленные»?
— А какие еще? — спросила Ангел. — Вы мои дети. Мои единственные дети, и я никогда не перестану любить вас.
Река около стойбища была шириной в два полета стрелы, и течение здесь было быстрее, чем бег взрослого мужчины. Рия хорошо знала это, поскольку раньше молодежь Клана часто развлекалась, бегая наперегонки с рекой. Просто бросали в реку ветку и бежали вдоль берега, стараясь не отстать. Берег реки был неровным, бугры чередовались с залитыми водой заводями, и лишь самые быстроногие могли пробежать наравне с рекой тысячу шагов. И тогда уставали даже самые выносливые, но река не уставала никогда.
Так что Рия поняла, что план Уродцев вполне реален. Он уже сработал, если говорить об остальных, которые уже уплыли далеко вперед; сработал бы и у тех, кто отправился на последней джаале, если бы им не пришлось ждать Джергата.
Передний край надувного плота — там, где был пробит мешок из оленьей шкуры, — с плеском поднырнул, и деревянную платформу окатила волна ледяной воды. Убивший Вульпу дротик пригвоздил его к плоту, и вода шевелила его обмякшие руки и ноги, еще больше тормозившие ход плота. Из-за этого джаалу еще сильнее сносило к берегу, где ее поджидали Иллимани.
Бриндл все еще был без сознания, привязанный к левому переднему краю платформы. Грондин и Оплимар изо всех сил гребли деревяшками, пытаясь изменить курс джаалы, но без особого успеха. Сзади сидел Бонт, мрачно сжимая в руках огромный боевой топор. Все остальные были слишком ошеломлены, чтобы осознавать присутствие Иллимани, бегущих вдоль берега. Их было очень много, они издавали ужасные боевые кличи, жаждали крови и будто были окружены ореолом ненависти и насилия; казалось, что им удавалось подавлять сидящих на плоту даже на расстоянии.
