— Ты не сделаешь этого, Конан!— внезапно пропел нежный голосок.
Белит?! Этот голос он узнал бы и на краю могилы, будучи столетним старцем! Киммериец ошалело глядел туда, где только что ползал нааг. Его прекрасная возлюбленная, его первая любовь стояла перед ним на коленях. Большие черные глаза смотрели на Конана из-под густых ресниц, алые губы, влажно поблескивая, шептали:
— Помни, Конан! Если ты еще раз нарушишь Главную Заповедь Слуг Света и направишь свое оружие против просящего пощады, Дар навсегда покинет тебя, а вместе с ним и разум! Навсегда! До конца дней своих ты будешь лишен разума в назидание другим дерзнувшим нарушить божественные заповеди. Помни, Конан!
«Конан... Конан... Конан...» — взывали к нему женские голоса, такие разные, но все одинаково ласковые, чарующие. Прекрасные глаза, сменяя друг друга, глядели на него с нежностью и мольбой. Глаза Белит, глаза Дайомы, глаза Айя-Ни, Алмены, Филиопы, Эйи, Борта... И все они просили об одном: «Помни, Конан Конан Конан...» Бортэ! И будто бичом ударило Конана. Да вот же она, здесь, стоит позади, настоящая, живая, а вовсе не призрак, вызванный паскудной тварью!
«Жалко Бортэ! Сильно будет убиваться по мне»,— мелькнуло в голове Конана, но искрящийся шар уже зажегся в его ладонях. Сверкнув, разящая молния ударила в то место, где ползал, меняя облики, Король-Змей. Нестерпимо яркий свет ударил в глаза, и все закружилось в мозгу Конана стремительным хороводом...
Кое-как разлепив веки, в которые било яркое солнце, Конан обнаружил, что лежит на скале. Над ним склонились встревоженные лица Борта, Кайрата и Таргитая. Проведя рукой по горевшему лицу, киммериец начал кое-что припоминать... Нааг, просящий пощады. Молния, сразившая его... Предостережение...
— Кром!— В следующее мгновение Конан уже был на ногах.— Дар Митры!..
Дар покинул его, это, несомненно. Исчезла легкость, переполнявшая ранее все его существо. Конан вскинул руки и не ощутил приятного покалывания и треска молний у пальцев. Но разум?! Он все прекрасно осознавал! Не было бреда, кружащего голову, не было отупляющей пустоты в мозгу, как в прошлый раз, когда он впервые преступил Заповедь Митры.
— Так я не безумен?— недоумевающий взгляд сапфировых глаз Конана встретился с мудрым взглядом Йолчи.
— Нет, сын мой!— старик глубоко, прерывисто вздохнул, и было видно, что это далось ему с трудом. Старый волшебник лежал на ковре из мамонтовой шерсти, и сухонькое тело его казалось еще меньше на фоне грандиозного творения чудо-ткачей древнего Туле.
— Сделка состоялась. Только вот, к несчастью, Дар Митры уже никогда не вернется к тебе. Только это достойно сожаления, и больше ничего.— Йолчи слабо улыбнулся: жизненные силы на глазах покидали его.
— Что больше?!— воскликнул Конан. Оглядевшись вокруг, он встретил горестные лица Борта, Таргитая и Кайрата. Страшная догадка осенила его.
— Как?!— только и смог он спросить у умирающего шамана.
— Увы, Конан, в сделке с богами платой служит жизнь. Я заранее искупил твой грех перед Митрой. Боги назначают высокую цену, но это ничего. Я и так позволил себе многое. Ведь я, считай, уподобил себя древнему чудотворцу Эпимитреусу, который, совершая свою великую миссию на земле, прожил три обычные человеческие жизни. Я вернусь к вам в новом воплощении, дети мои! Один раз я уже проделал такой трюк, когда моя мятущаяся душа вселилась в тело умершего шамана иирков. Теперь я вновь отлетаю к Яшмовым Садам Небесного Императора.
— Тан У!— горестно воскликнул Таргитай.— Неужели ты опять покидаешь меня, Учитель?! — Юноша залился горькими слезами.
— Не плачь, Дуэн Ки!— ласково улыбнулся ему старый волшебник.— Я обязательно вернусь, и мы еще повоюем! Потому что еще сидит в своей проклятой пагоде черный колдун Цзе и окутывает своей магией весь Кхитай. Ведь мы покараем его, не так ли?
Учитель Тан У умер с улыбкой на устах. Таргитай и Бортэ плакали, сидя над его телом, и даже в синих глазах киммерийца блестела влага. Старый волшебник принес себя в жертву ради того, чтобы он, Конан, жил. Чтоб жила Бортэ. Чтоб жил Таргитай. Чтоб спокойно жил весь мир. Они умерли оба, Тан У и Кахха. Но как сильно смерть Тан У отличалась от кончины Короля-Змея! Первый ушел в бессмертие, а от второго осталась лишь кучка вонючего пепла...
Эпилог На крыльях Борея
Дым поднимался над древним алтарем, посвященным Джеббалу Сагу. Дым от погребального костра шамана Йолчи и кхитайского мага Тан У, нашедшего на земле Сакалибы свое второе воплощение и вторую смерть. Конан, Таргитай и Кайрат по знаку, поданному суровым служителем древнего бога Урнаммом, одновременно зажгли костер с трех сторон и застыли в последнем почетном карауле. Пламя занялось мгновенно, легкие белоснежные волосы и борода старика вспыхнули, как пух, и вскоре все его сухонькое тело было объято огнем.
Алтарь Сага был достойным местом для последнего обряда старого волшебника. Когда на третий день после гибели Тиамат воды вернулись в подземные русла, оставив после себя густой слой вязкого ила, из которого то тут, то там торчали изломанные стволы деревьев и покрытые трещинами валуны, на месте, где прежде стоял поселок аримаспов, по-прежнему гордо возвьппался алтарь. Воды потопа не коснулись его, словно испугавшись древнего божества. Саму же Долину Аримаспов потоп изменил сильно. Теперь в центре плато возвьппалась огромная черная базальтовая глыба, разделенная надвое. В тускло поблескивающем камне опытный глаз мог рассмотреть черты сгинувшей Праматери Драконов...
После потопа всю власть в Долине получили Дух Огня и Мардук, который, взяв на себя роль посланца Сага, объявил провинившемуся титану о прощении, которое даровали ему Высшие Боги. Уцелевших во время катаклизмов и не повиновавшихся Богам грифов, суровый Мардук вновь вернул в их подземелья, чтобы они собрали по крупицам все сокровища, которые утратили по своей вине, доверившись наагу. Впрочем, это было совсем не трудно, так как недра Рипейских rop почти целиком состояли из богатейших залежей золота, серебра, меди и драгоценных камней. И лишь древнее собрание магических предметов оказалось утерянным безвозвратно, но Мардук считал, что это только к лучшему.
Мардук обратил свое божественное внимание на киммерийца. Восседая на вершине новой горы, в которую его волшебный меч обратил исполинское чудище, грозный бог наслаждался покоем и восторженным почитанием смертных, которым довелось воочию лицезреть живого бога.
Киммерийца к Мардуку привел Дух Огня, оказавшийся на удивление славным малым. Если бы не медная кожа, источавшая жар, который не позволял приблизиться к титану ближе, чем на два локтя, Дух Огня вполне сошел бы за великолепно сложенного человека, на полголовы возвышавшегося над Конаном. Дух Огня был довольно словоохотлив, а глядя на его веселую улыбку и цветущий вид, невозможно было даже предположить, что несколько тысяч лет его, прикованного к скале, терзали грифы, а он после этого еще и выдержал страшную битву с Тиамат.
