— Человек, — крикнул я. — Которому Господь вручил эту землю и велел в ней править всеми, даже ангелами!
Он всмотрелся в меня бешеными глазами.
— Король?… Что ж, а я — Крамардарт. Бог давно исчезнувшей страны Грамардия.
Джоббер вскрикнул за нашими спинами:
— Он не бог! Он демон!
Я обратился к Крамардарту.
— Не будем меряться… гм… титулами. Что ты хочешь?
Демон, назвавшийся звучным именем Крамардарта, прорычал громче и еще злее:
— Я Крамардарт, не понял?… У меня был храм, где приносили жертвы. Храм разрушен пришлыми народами, но в подземельях уцелела комната жрецов, где последние из них спрятали священную чашу. Эти люди ее украли!
Джоббер заорал за моей спиной:
— Мы ее не крали!
Мужики, кто с топорами, кто с дубинами, хоть и держатся на расстоянии, но все слышат, закричали яростно:
— Мы не воры!
— Он все врет!
— Мы ни на кого не нападаем!
— Мы мирный народ…
Крамардарт прорычал, не отрывая от моего лица испепеляющего взгляда:
— Укравшие священную чашу из моего храма понесут жестокое наказание. Я буду убивать по одному из их народа каждый день! И так будет, пока чашу не вернут. И никто из этих жалких тварей не будет знать, кого я разорву на части следующим.
Я сказал быстро:
— Погоди-погоди! Ты точно знаешь, что ее украли? И что украли именно эти люди?
Он прогремел, гневно повышая голос:
— Я — бог!..
— И что, — сказал я, — даже боги ошибаются. Вот, например, наш Господь сделал женщину, хотя мог бы… гм…
Он прогрохотал, прерывая мой слабый писк:
— После разрушения храма я потерял почти все силы и даже впал в долгий сон. Но когда я ощутил, что чаша исчезла, гнев пробудил меня и придал сил. Я бросился в храм, там след… Нет, следы этих жалких существ меня совсем не интересуют. След чаши! Как брали, куда несли и какие люди передавали из рук в руки… Я все это увидел!
— Верю, — ответил я небрежно, — я такое тоже вижу, хотя и не бог. Хотя может быть уже… Ладно, хотя тот народ, как мидяне, чья история темна и непонятна, уже исчез, но ты все еще хранитель чаши? Не простой, а священной?
— Да, — рыкнул он. — А кто ты и кому служишь, человек?
Я ответил с достоинством:
— Справедливости. И вроде бы милосердию, но это потом, потом…
— Справедливости, — повторил он рычащим голосом. — Тогда заставь их вернуть чашу!
— Еще вопрос, — спросил я, — понимаешь, я страсть какой любознательный. Почему убиваешь только по одному, уже понял. Но почему просто не заставишь их вернуть чашу? Объясни, а то опять скажут насчет роялей…
Он медленно и устрашающе качнул головой из стороны в сторону, жуткие багровые глаза начали медленно гаснуть.
— Они, — прогрохотал он тяжелым голосом, в котором помимо былой мощи чувствовалось и нечто похожее на признание поражения, — они не мои верующие.
Я хлопнул себя по лбу, звук получился не совсем чтобы медный, чему я обрадовался, как начало перехода в интеллектуалы.
— А-а-а-а, понятно! Повелевать ими потому и не можешь, а вот принудить… Тоже понятно. Стой здесь и не очень-то размахивайся, а то лошади, дуры, уже пугаются. Я доминант, которому поручено, должен быть еще и судьей. Хотя эти оборванцы в справедливость вряд ли верят, но это ее не отменяет.
Мужики со страхом смотрят уже и на меня, который так уверенно разговаривает со страшным демоном, а я вперил указующий перст в сторону Джоббера и спросил грозно:
— Что вы украли в храме этого… существа?
Джоббер вскрикнул негодующе:
— Украли?.. Да ни за что!.. Да никогда!.. Господин, мы никогда ничего не воруем!
Демон взревел грозно и начал угрожающе поднимать страшные руки с толстыми когтистыми пальцами.
— Тихо, — сказал я ему. — А то велю вывести из зала. Идет расследование! Не мешать суду. Я как Соломон, вникаю и в мелочи. Теперь ты, Джоббер, ответствуй. Чем вообще-то занимаетесь, если не воруете?
Мужики оскорбленно заворчали, Джоббер всплеснул руками.
— Воровать? Да никогда!
— Так чем же?
— Раскопками, — ответил он быстро. — Вы знаете, сколько приходится переворошить руин, пока найдешь хоть что-то? А за находку дадут разве что пару монет, едва хватает на скудный ужин с самым дешевым вином…
— Но на этот раз, — заметил я, — нашли очень ценную чашу?
Он вскинул голову, глаза бегают из стороны в сторону, однако старался смотреть твердо и даже с вызовом.
— Мы нашли, — подчеркнул он голосом, жестами и даже с гордой позой. — Нашли, а не украли!..
Я повернулся к Крамардарту.
— Они ее нашли.
Он, уже багровый от ярости, проревел:
— А если в твой дом войдут и что-нибудь там найдут?
Джоббер прокричал бесстрашно:
— Но твоего дома давно нет!..
Крамардарт зарычал люто, я вскинул руки, призывая к тишине. Все умолкли и повернули голову в мою сторону.
— Дома может и не быть вовсе, — сказал я, — мы же знаем, как часто целые племена бросают все нажитое и уходят на новые земли! А Великое Переселение Народов?.. Так что дело не в домах. Если бы и этот Крамардарт умер, тогда да, это было бы найденное, хотя я лично полагаю, что в доме мертвого тоже нехорошо мародерничать. Дроп еще так-сяк, а лут совсем нехорошо. Однако Крамардат жив, и потому взятая в его храме чаша считается не найденной, а украденной.
Крамардат снова взревел, но уже негромко, зато Джоббер и его люди закричали в великом возмущении и неприятии моего решения.
Я снова вскинул руку, призывая к тишине.
— Вам лучше отдать ее добровольно. Да, у меня есть против древнего бога Крамардарта некая защита… возможно, я смог бы отстоять эту чашу. Но разве Господь не поставил человека венцом творения потому, что надеется на его справедливость?
Они все молчали и смотрели на меня несколько тупо, даже Крамардарт, и я ощутил некоторую досаду, что мои перлы красноречия пропадают зазря, на всех свиней бисера не напасешься.
— Быть справедливым, — закончил я, — можно быть только в отношении всех. Нельзя быть справедливым к одним и несправедливым к другим. На этом зиждется… блин, какое-то паршивое слово, на этом покоится… это еще хуже, в общем ура справедливости!
Крамардарт молчал, еще не врубившись, я в самом деле хорош в красноречии, а Джоббер закричал:
— Так нельзя! Это теперь наше!
— Нет, — отрезал я. — Мало ли что этот Крамардарт не совсем как бы наш. Я паладин, а паладины не за своих, а за справедливость. Что делать, если справедливость в этот раз на стороне этого древнего бога, что уже и не бог для нас, а просто старый, хотя и сильный демон?.. Вот мой суровый и весьма зело справедливый вердикт: чаша принадлежит ему.