— Нечего было душить, — мрачно возразил Торп. — Ну да ладно, дело былое. Пошли, может, ещё и не опоздал. Заодно и я на твоих богов погляжу.
— Да ты что? — вновь вскинулся карлик. — Простым людям нельзя на богов смотреть!
«Какой я тебе простой», — вздохнул было Торп, но промолчал, а оглянувшись, увидел, что Сатар покорно топает следом.
Странным образом Торп не узнавал привычных мест. Вроде бы осинник кругом должен быть, за ним — покосные поляны, а тут всё больше берёзы мельтешат, а потом рябина пошла, да так густо, словно нарочно сажена. И ягод на ней — не обобрать. Надо будет после первых морозцев баб снарядить за рябиной. Вот только почему он прежде тут не бывал? Неужто это та самая Блазная роща, о которой старики в Рамеше толкуют, будто есть тут такое место, где волхвы собираются, а обычному человеку туда пути нет? Значит, не брешет лесовик.
Додумать мысль до конца Торп не сумел, потому что роща оборвалась истоптанной тропой, и перед Торпом открылась поляна, посреди которой горбатился гранитный утес. Там на саженной высоте к серому камню был прикован человек. Очень знакомый человек, тот, в честь которого Торп назвал одного из своих сыновей.
На скале висел Ист.
Лесному карлику вообще жилось несладко, а после того как сгинул хозяин, так и вовсе захилел Сатар. Хотя и прежде в добром теле ему бывать не приходилось. Как бы ни хвастал гном, объявляя древнего бога своим хозяином, сам Хийси о таком и не слыхивал. Но всё-таки в иные времена у одичавшего колдуна была цель, особенно когда он подслушал разговор Хийси с беглым мужиком. Тогда и отправился Сатар в путь, желая проследить, чтобы наказ бессмертного был выполнен в точности. Даже когда Хийси сгинул, Сатар не остановился, находя горькое удовольствие в служении умершему богу. Сам Сатар, как и всякая лесная нечисть, и жить не жил, и умереть не умел. Коптил небо, не очень понимая, что с ним творится.
А потом лесовик и вовсе перестал понимать, на каком он свете. Глупый мужик, за которым Сатар приглядывал, взбунтовался и побил природного мага, изломав единственную по-настоящему волшебную вещь. Хотя это ещё можно было понять, на Торпе, как-никак, лежала печать великого бога, благословение или проклятие — в этом Сатар не разбирался. Но затем Торп, вроде бы прекративший свои странствия, неожиданно встретился Сатару на волшебной тропе, по которой люди ходить не умеют.
Карлик, вздыхая, тащился позади мужика, мучительно пытаясь понять, что же такое творится вокруг и что он, всемогущий Сатар, должен делать при таких неясных обстоятельствах.
Камень и прикованного человека Сатар увидел на секунду позже Торпа, когда уже поздно было предпринимать хоть что-то. Торп, идущий на пять шагов впереди, успел живо вспрыгнуть на уступ и, ухватив за край цепи, рвануть её на себя. Сатар на такой поступок не решился бы никогда. Сколь ни был туп лесной коротышка, но ужасный Глейпнир он узнал. Немыслимо — посягнуть на такую вещь, созданную даже не одним богом, а несколькими богами разом. И, однако, грубый мужлан проявил к святыне ничуть не больше почтения, чем к магическому посоху Сатара. В Торпе не было и намёка на магию, которую чудесная цепь могла бы обратить против нападающего. Торп просто рванул цепь руками, а та порвалась, как всякая тонкая цепочка, если её дёрнет сильный человек. В мире, лишённом богов, почти не осталось магии, и волшебная цепь потеряла своё значение.
Ист от рывка покачнулся, однако спрыгнул вниз сам, не облокотившись на плечо Торпа.
— Ты что наделал?! — привычно захныкал Сатар.
— Отстань, — зло отмахнулся Торп. — Помоги лучше человеку!
— Это не человек! — В голоске лесовика звучал неподдельный ужас. — Это бог!
— Это мой командир! — отрезал Торп. — Командир — он, конечно, царь и бог, но не до такой же степени.
— Спасибо, выручил, — проговорил Ист, растирая ладонями ноющие, изжаленные кровососами плечи. Теперь, когда Ист был на свободе, комары немедля стали облетать его стороной.
— Кто ж это тебя? — Торп кивнул на валун, с которого жалко свисали остатки некогда всесильного Глейпнира.
— Нашлись приятели.
— Не вернутся? — Торп, видя, что бывший начальник не расположен беседовать, был краток, лишь проверил, легко ли вытаскивается припрятанный нож.
— Не вернутся, — со значением протянул Ист. — И захотят — не вернутся.
— Вот и ладно, — не вдаваясь в подробности, произнёс Торп и успокаивающе добавил: — А хоть бы и вернулись, неужто мы с тобой вдвоём не отмашемся? И не в таких переделках бывали.
— Ты с ума сошёл! — просипел за спиной бледный Сатар. — Говорю тебе, бог это! Бессмертный! На колени падай!
Торп с сомнением оглядел мужицкий наряд Иста, потёр лоб, соображая, что только что Ист висел на стенке как есть нагишом, покачал головой, повернулся к гному:
— А сам чего не падаешь?
— Мне можно и не падать, я маг.
— Значит, и мне можно. Я же тебя бил, хоть ты и маг.
Ист рассмеялся:
— Будет вам. Ты лучше расскажи, как твоя жизнь течёт. Лет шесть, кажется, не видались, а то и семь…
— Да так, — уклончиво ответил Торп. — Пристал тут неподалёку.
— Проклятие на нём, — съябедничал Сатар. — Хийси наложил. Ему бродить положено без отдыха, а он на одном месте уже шесть лет сиднем сидит.
— Уймись, — оборвал Ист. — Нет на нём никакого проклятия. Уж я-то знаю. Учитель не такой человек был, чтобы ни за что проклинать.
— Он был бог!
— Ну бог, не всё ли равно. А что учитель долгую жизнь Торпу послал, так Торп сам того просил, чтобы суметь счастье найти. Хийси всегда по-простому делал, что у него просили, то и давал. Старик сам не умничал и мудрецов липовых не любил. А если к нему шли с открытой душой да без задней мысли, то и он зла не делал.
— Вот оно как… — Торп поскрёб в затылке. — А я и не искал счастья-то, впустую по свету бродяжил. А теперь и вовсе на хуторе осел. Куда мне теперь за счастьем переться? Детей у меня четверо, и жена на сносях. Ей рожать со дня на день. — Торп замолк и убито добавил: — А сегодня внучка родилась. Не пойду я никуда, хоть убейте.
— Да кто тебя гонит? — произнёс Ист. — Только ты знаешь, боюсь, что теперь твоя жизнь переменится и ты начнёшь стариться, как все люди.
— Вот и славно. — Торп был совершенно спокоен. — Я же говорю, внучка у меня сегодня родилась. Глупо было бы: внучка растёт, а я ничуть не меняюсь. Старик Хийси слово сдержал, хоть я ни о чём и не просил. А что долго ходить пришлось, так маленькому человеку счастье найти так же трудно, как самому знатному кёнигу. Вернусь домой, буду ковыряться в земле, жизнь свою по вечерам Лельке пересказывать. Малые любят сказки-то. А ты захочешь, так заходи, покуда я жив.
