Я, Сима и Масумото стояли на площади Семи Камней. Вереница громадных валунов, которые собственно и дали название городу, опоясывала чудовищных размеров ствол. Единственный в поселении эльфийский Пелион равнодушно взирал на раненого гнома, истекающего кровью получеловека-полуголема и мертвеца. Тысячу лет он стоит на этом месте и за свою жизнь успел повидать многое. Сражающихся волшебников, королей и полководцев, рукотворные пожары и ураганы, моря крови и крики боли и скорби. Могу представить, что он думает. Наверное, задается вопросом: зачем? Зачем людям из века в век убивать друг друга? Неужели жажда смерти — это вечное проклятие человека? А мир и спокойствие — это удел растительного мира? Зачем тогда разум, память, совесть? Тысячи лет непрерывной бойни. Океаны слез, курганы мертвецов — для чего все? Какова цель? Пелион, наверняка, знает, что нет ответа на этот вопрос. И не будет. Но все равно, каждый раз когда видит насилие, убийства и рознь среди людей, каждый раз он задает себе этот вопрос.
Над городом всходил кроваво-красный диск солнца. Вся природа — птицы, насекомые- замерла в предвкушении начала нового дня. Только мы трое ничего не предвкушали и ничему не радовались. Пошатываясь и морщась смотрели на желтый круг и вспоминали. Вспоминали свой дом, родителей, любимых. Но эти воспоминания все больше напоминали исчезающих призраков прошлого. Того прошлого, которое не вернуть, как бы ты этого не хотел. Этот мир, щедро политый нашей кровью и слезами, не хочет отпускать пришельцев обратно домой. Он просит, требует, заставляет и ставит условия.
Мысли в моей голове постепенно успокаивались, исходившая от дерева спокойная властная сила вселяла уверенность в продолжение жизни. Жизнь продолжается… Несмотря на все сумасшедшие передряги, через которые мы прошли, она продолжается. Я с наслаждением глубоко вздохнул, поднял голову, посмотрел на плывущие в небе облака, и, совершенно неожиданно для самого себя, заплакал… Весь стресс, накопленный за все время пребывания в этом странном магическом мире, так непохожим и, одновременно, похожим на Землю, выходил, и слезы смывали остатки тяжелых чувств, подобно тому, как струя чистой воды смывает грязь. Кровь на ранах уже запеклась, и они быстро затягивались — наверное, чудодейственная сила этого места способствовала быстрому выздоровлению. Я опустил глаза и посмотрел на японца. Его раненный глаз закрылся и почернел, но второй смотрел на меня на удивление спокойно, внимательно и ясно, с каким-то особенным выражением.
— Ну что, Алексей, просветлело? — не вполне понятно спросил он меня. Потом, немного помолчав, продолжил — Нам надо вернуться к своим, решить, что мы будем делать дальше. Нам надо основательно подумать и принять план на будущее и понять, чего мы хотим от жизни здесь.
Он обернулся к Симе. Тот неподвижно стоял, глядя перед собой своими стеклянными глазами зомби.
— Надо решить, что делать с нашим другом — продолжил японец, — Возможно, в этом мире есть силы, с помощью которых можно попробовать вернуть его к нормальной жизни. Даже не так. Я уверен, что в Дангоре существуют силы, способные превратить Симу в нормального человека.
Я кивнул, соглашаясь с японцем — Я даже знаю кто. Это некроманты!
Мы подошли к Симе, и, взяв его за руку, повели за собой. Японец шел слева, стараясь по-военному попадать в ногу. Так втроем мы и шли, не спеша возвращаясь в наш лагерь, к нашим друзьям — гномам и людям. К своим. Мысли совсем успокоились, и страшные картины подземелья, в котором мы были на волосок от смерти, потускнели, постепенно становясь прошлым, о котором не хотелось больше вспоминать.
— Хорошо, что у меня есть «свои», — думал я, медленно переставляя свои усталые ноги — Хорошо, что мне в этом мире есть к кому возвращаться… А ведь так мало времени прошло!
Пройдя через охраняемые ворота, мы поднялись на пригорок и остановились. Перед нами расстилался наш лагерь, хорошо видимый целиком с этого места. Лагерь был как на ладони, и в нем, несмотря на наше отсутствие, похоже поддерживалась дисциплина. Деловито сновали туда-сюда коротышки, вылись дымки от костров, доносился отдаленный стук молотов — кто-то что-то ковал в походной кузнице. Двалин и Балин уже почти успели обнести место стоянки частоколом из заостренных бревен. Ветер донес запах жаренного мяса, и в желудке заурчало. Неожиданно для себя я вдруг обнаружил, что очень голоден. Я обернулся к японцу и подмигнул ему.
— Прибавим ходу — нас ждет жаркое! — сказал я устало, но с ноткой веселья в голосе. Серьезное и мрачноватое лицо японца посветлело, чуть помедлив, он улыбнулся широкой улыбкой.
— Да, пожалуй! — отозвался он, и мы, быстрым шагом начали спускаться в наш лагерь. Нас заметили, поднялся гомон, и вперед, нам навстречу, быстрым шагом вышел приземистый гном со слабыми признаками растительности на лице. Подойдя к нам, он, глянув на Симу, замешкался, но, совладев с собой, он подошел ближе и отрапортовал:
— Дежурный по лагерю капрал Гимли. Лагерь находится в боевой готовности. За время вашего отсутствия ничего чрезвычайного не произошло. Какие будут распоряжения?
— Пока никаких, — устало отозвался я, — Хотя, стой. Одно будет — дайте-ка нам чего-нибудь поесть — мы не ели… даже не знаю сколько времени.
— Будет сделано! — отозвался гном, и быстрым шагом направился отдавать распоряжение.
Я отвел Симу в нашу палатку, и мы с Кивами пошли к ближайшему костру. И вот, мы, окруженные друзьями, сидим у общего костра и едим обыкновенное жареное мясо — самую вкусную еду, которую когда-либо я пробовал в жизни. Такой, во всяком случае, она мне сейчас казалось. Говорить ничего не хотелось, хотелось только слушать. Слушать треск костра, шум ветра, тихие неспешные разговоры вокруг.
Покой, который я ощутил около священного дерева эльфов, никуда не ушел, напротив, он продолжал усиливаться, точнее, становиться каким-то постоянным, присущим не столько тому месту, сколько мне самому. Я как будто унес с собой частичку древней природной эльфийской силы. Я поделился своими ощущениями с Кивами. Тот, помолчав некоторое время, заговорил:
— Помнишь, в том пророчестве о священных камнях говорилось, что нужно собрать все пять в одном месте? Было бы странным понимать пророчество так грубо-буквально, что будто бы необходимо собрать воедино все артефакты в каком-то одном месте. Мне кажется, артефакты — это ведь формальная сторона магии. Полагаю, что речь идет о том, что для того, чтобы овладеть искусством странствия между мирами, а, возможно, даже между вселенными, маг должен овладеть всеми видами магии, инициировать, так сказать, самого себя с помощью кристаллов. Пробудить Спящего Бога в себе, что позволит осознать иллюзорность любого мира, как такового, и научится управлять этой иллюзией. Это не означает, что мир исчезнет, это означает, что Бог проснется в таком человеке. Тебе не кажется, что такое понимание более верное и, главное, отвечающее сути самого магического мира, в котором магия сама по себе не существует — она проявляется только через людей или живых существ?
