Селеста шла, как сомнамбула, за ней постоянно приходилось приглядывать. Медея с тревогой смотрела на подругу – прежде та после допросов выглядела намного лучше. Правда, и сталкиваться с настолько упорным сопротивлением жертвы им прежде не доводилось, пойманные ими люди с самого начала охотно делились сведениями в обмен на жизнь и свободу. Главарь же сопротивлялся из всех сил, понимал, что живым его не оставят.
– Подожгите…
Перед выходом Селеста остановилась и посмотрела на спутников мутным взглядом. Хастин, собравшийся проверить, нет ли кого на улице, кивнул в ответ:
– Сейчас.
Он все-таки ненадолго выбежал за дверь, огляделся, никого не заметив, и только потом позвал Медею. Девушки заспешили к расположенному неподалеку входу в канализацию. Маршрут обговорили заранее, исходя из возможной неудачи. Учли, кажется, все – частоту патрулей стражи, слухи об используемых «пауками» собаках, даже прикидывали, как убегать в случае ранения. Хастин остался в доме. Он быстро пробежался по этажам, ориентируясь на запахи. Витавший в воздухе аромат крови здорово мешал ему, сбивал с мыслей, но в каморке охранников на первом этаже и в комнатах нескольких бандитов ему удалось найти пахнущие алкоголем жидкости. Правда, в большинстве баклажек плескалась какая-то бодяга со слабым градусом, для целей начинающего поджигателя подошло всего две бутылки. Опрыскав второй этаж, уделив особенное внимание комнате Осилти, он высек карманным кресалом искры на смоченную тряпочку и бросил ее на пол. Затем, не оглядываясь, выбежал за дверь, подхватил узел с вещами и заспешил следом за давно скрывшимися под землей девушками.
Входившие в подземный зал морваниты выглядели по-детски счастливыми. Впервые за долгое время они чувствовали себя нужными, ощущали причастность к истинной власти, власти над сердцами и душами. Им долго запрещали предпринимать активные действия во славу своего бога, но сегодня они убедились – ожидания не были напрасными.
Город бурлил. Произошедшее вчерашней ночью дерзкое убийство сразу десятка человек, входивших в число подручных приближенного к самому герцогу аристократу, вызвало настоящую лавину сплетен. Говорили, граф Лаш отомстил излишне удачливому сопернику, и фавориты наконец-то передерутся. Шептались, палача наказал чудом выживший невольник, сбежавший с рудников и карауливший дом целую неделю. Утверждали, сам Морван послал демона, дабы покарать разгневавшего его грешника. Последний слух более прочих соответствовал правде, и облаченные в ритуальные балахоны (выданные Селестой по торжественному случаю) сектанты знали истину лучше прочих.
Осилти лежал на алтаре, прикованный цепями. День он провел в глубокой холодной штольне, прикрытой тяжелым деревянным кругом, затем его извлекли, отмыли и провели в залу. Подземный храм выглядел непривычно торжественно и строго. Медея долго ремонтировала его, украшала, с помощью фанатиков искала и находила ценные предметы культа, размещая их в одном ей ясном порядке, пока не добилась ощущения темной, мрачной гармонии. С огромным трудом доставленный с поверхности темный крест словно притягивал взгляд, задавая тон всей атмосфере надчеловеческого превосходства и могущества хозяина святилища. Небольшое помещение как будто сходилось к основанию креста, черной плите, на которой сейчас лежал обнаженный человек.
С заката Хастин занимался тем, что наносил на тело и жертвенник священные знаки. Медея, даром что дворянка, имела самое смутное представление о храмовых мистериях, поэтому задание поручили знавшему немногим больше нее Хастину. Тот старался, как мог. К сожалению, научиться он успел немногому, из-за чего использовал в основном подсмотренные у покойной прабабки символы. Старая ведьма пользовалась дурной славой, в связи с Темным ее обвиняли едва ли не открыто. Парень забыл многое, да и видел тоже всего ничего, но сумел наскрести по памяти хотя бы внешнюю атрибутику. Нацедив у трепещущих от осознания оказанной чести фанатиков полную чашу крови, он старательно размалевал сначала алтарь, потом жертву, напоследок оставив немного солоновато пахнущей влаги в чаше для ритуала. Выливать было жалко, а Селеста наверняка найдет ей применение.
Пленник выглядел пришибленным и, судя по блуждающему взгляду, страдал от сотрясения мозга. Проведя день в холоде, на пятидесятиметровой глубине, он явно подцепил простуду. Его прикрыли одеялом, но вовсе не из человеколюбия – Медея ненавидела, когда посторонние звуки нарушали торжественную обстановку ее спектаклей, а кашлянье, чихание и бульканье соплей в носу жертвы сосредоточению участников обряда не способствовали. Поэтому Осилти даже слегка подлечили, напоив горячим вином со специями, отчего голодный и ослабленный человек впал в прострацию.
– Восславьте господина нашего, дети мои!
Белый балахон без единого узора или символа традиционно носили жрецы высшего посвящения. По «протоколу» еще полагался головной убор вроде короны, но его найти не смогли, поэтому Селеста предстала перед публикой с распущенными волосами и крупным драгоценным камнем, приклеенным ко лбу. Медея специально заставила ее лежать неподвижно минут десять, ожидая, пока состав схватится. Впрочем, результат того стоил. Босая, в белоснежном платье, открыто демонстрирующая тонкие клыки и алый блеск глаз, в неверном свете факелов хрупкая девушка-упырица действительно казалась причастной какой-то высшей силе. Ее нечеловеческая сущность, обычно тщательно скрываемая, сегодня выглянула из-за носимой маски.
В едином порыве сектанты опустились на колени.
Селеста запела, ей вторили остальные упыри, следом подхватили остальные морваниты. Партию вела скрытая в тенях Медея, ее голос звучал словно рядом с каждым из присутствующих. Хастин не успел вызубрить текст, поэтому прилепил вырванную из книги страницу со своей стороны алтаря и сейчас очень боялся сбиться. После вчерашних событий он получил представление о возможностях Селесты и совершенно точно знал, что не хочет вызвать ее гнев. Если раньше парень относился к девушкам слегка свысока (хотя и не показывал этого), считая их существами слабыми и беспомощными, то теперь иллюзий у него не осталось.
– Чаша терпения переполнилась, и боги отвернулись от впавших в грех людей – вдохновенно вещала Селеста. Проповедь она составила, используя выжимки из речей Карлона и воспоминаний о богослужениях православных жрецов. – Властолюбивые перестали заботиться о доверившихся им, и потеряли власть. Корыстолюбцы и стяжатели плачут, ибо их богатства обратились в прах. Те, кто жаждал плотских удовольствий, ныне живут в грязи и тлене. Завистники рыдают, видя исполнение своих желаний. Горделивые повержены и потом добывают пищу свою, трудясь наравне с теми, кого прежде презирали. Смертные впали в уныние.
