В их глазах я - штатский недотёпа, и они совершенно правы. Они - наша волчица и волк из Дворца - действуют заодно, слаженно и чётко; Нухру что ж, теперь на нашей стороне?!
А я, как полагается недотёпе-этнографу, мешаю людям спокойно воевать.
Нухру и волчица парируют удары, предназначенные мне. А я прохожу полем битвы, не обнажив меча - и мне не дают остановиться, чтобы помочь юному волку, лежащему на мостовой, который кричит и хватает меня за ногу. Меня волокут волоком, пули свистят, кажется, у самого лица, я чувствую себя, как замороженный, но пытаюсь сопротивляться своим милым друзьям, которые рискуют собой из-за меня.
- Иди же, иди! - вопит Нухру и бьёт меня в спину кулаком, а волчица тянет меня за руку, а я пытаюсь вырываться и говорить, что вот там же раненый, и со стены бухает пушка, а на той стороне визжит лошадь, и кто-то стреляет из мушкета старого образца у меня под самым ухом так, что я чуть не подпрыгиваю, и передо мной кто-то распахивает дверь в темноту, а Нухру и волчица вталкивают меня во мрак, воняющий кошачьим аммиаком, и я чуть не падаю на ступеньки, а сверху - свет, и я бегу наверх.
И меня хватают за руки изо всех сил прежде, чем я успеваю что-то сообразить.
- Ник, миленький, жив! - выпаливает Ви-Э и тащит на солнечный свет, с лестницы, расположенной внутри стены, на смотровую площадку и дорожку для дозорных. - Хорошо, что ты пришёл. Мой Лев ранен, а у А-Рин кончилось лекарство.
Здесь воюют, как дело делают. Волки и волчицы с пистолетами и ружьями - у бойниц. Дин-Ли и волчица, с ног до головы в пороховой копоти, как черти, льют воду на пушки; это бесполезно, впрочем - ядер больше нет. И на смотровой площадке, прижавшись спинами к зубцам, защищающим бойцов - Анну, Эткуру и Марина. Три стратега, изучающие обстановку.
У Эткуру на плече - повязка из платка, вымокшего в крови. И я подхожу остановить кровотечение и наложить нормальный пластырь, тут же ощутив себя в своей тарелке. А Марина говорит:
- Вовремя, Ник. Взгляни туда.
Туда? А что там такого? Бой за город, я это видел снизу. Подробно. Я вкалываю Эткуру стимулятор, и он сжимает мою руку:
- Вряд ли понадобится, Ник, но спасибо всё равно, - и снова поворачивается туда, куда все они смотрят.
И я, в конце концов, смотрю.
Непонятно, на чьей стороне перевес. Пожалуй, скорее, на нашей. Во всяком случае, основные силы Дворца ещё не в городе. Но я тут же понимаю, что это - дело времени.
Примерно в километре от стены, за месивом из убитых людей и лошадей, за опрокинутыми и просто брошенными пушками, за разбитыми повозками, за воронками от разрывов - правильным каре, неподвижным до ужаса, выстроены всадники. Сотни три, наверное, всадников - а с флангов их окружают так же неподвижно стоящие пешие солдаты. Все в синем, с лицами, прикрытыми капюшонами. И боевые кони под синими чепраками.
Просто - люди Синего Дракона стоят и ждут, что будет. Ждут момента или приказа вступить в бой - свежие силы Льва Львов, и, как говорят, лучшие бойцы Лянчина. И самые беспощадные.
И где-то среди них - хирург Инту, с его умными девичьими глазами и тенью улыбки. "Скоро мы все узнаем истину". Зачем же Дракон тебя посылал, Инту? Ведь вы всё равно дорежете тех, кто уцелеет - даже тех, кого ты лично перевязывал...
Анну с чёрными синяками под ввалившимися глазами, облизывает губы, искусанные в кровь.
- Всё, Ник. Я думал, мы отбились - но пришли синие. Я надеялся - они не придут. Нет. Всё было зря.
- А Творец, Анну? - вдруг говорит Марина.
- Что? - он удивляется, поворачивается к ней всем телом. - Что ты говоришь, сестра?
- Творец, Анну. Господь. Небеса. Молись, - говорит она тихо и страстно. - Разве не это - последняя надежда правоверного? Ты ведь веруешь, Анну? Молись.
Анну смотрит на неё расширившимися глазами. Он поражён. А Марина рявкает на нас с Эткуру:
- Ну! Зовите силы небесные! Мы же правы, братья! Молитесь! - и обращается к разгорающимся утренним небесам по-русски, страстным, почти фанатичным тоном, с огнём в горящих очах. - Дядя Ваня, говорит резидент Санина, основание экстренной связи - операция "Знамение". Не обошлось. Свяжи меня с Юйти. Каскад готов? Ориентируйтесь на мой сигнал, объект - в полутора метрах от меня. Даю отсчёт. Десять, девять, восемь...
Наши вышвыривают верных за ворота - и останавливаются: теперь и они видят. Уцелевшие канониры Дворца заряжают пушки последними ядрами. Строй синих вздрагивает - и кони делают шаг.
Львята и волки смотрят на Марину - а Марина кричит в небо:
- Четыре! Три! Два! Давай! - и воздевает руки.
И в прозрачной, ещё не выгоревшей небесной лазури вдруг ослепительно вспыхивает алое и золотое пламя, и восходящее солнце раскалывается радужным порталом - и из него собирается огромный и осиянный огненный лик лянчинского Творца, тонкий, мудрый и строгий, как на классическом храмовом барельефе, только живой. И все живые поворачивают головы, смотрят, щурясь, не в силах выдержать нестерпимого света - и падает тишина.
А Творец, голограмма, мираж, знамение, наше рукотворное чудо, простирает длань над Чанграном, над нашей крепостной стеной, над нашими головами, длань - размером с космический крейсер, и легчайший блик от её сияния скользит по нашим лицам - и белые цветы миндаля, или белый снег Кша-На, или манна небесная, сыплются с солнечных пальцев и тают, не долетая до земли. Цветочная метель над Чанграном, над городом без проклятия, над головой Анну, вставшего в рост, когда все остальные рухнули на колени или попадали ниц - цветы Анну, цветы Лянчина, цветы - общий для всех нги символ мира, любви и детства, цветы - древний и забытый сто лет назад, но снова принесённый на эту землю выстрадавшими его смысл бойцами с севера символ любящей женщины, будущего плода, материнства.
Видение, закончившее войну, держится минуты четыре-пять - и медленно растворяется в небесах. И солнце снова - только солнце, но всем понятно, что сам Творец смотрит из сияющего диска его, и все, наши, тамошние, синие, сломав свой совершенный боевой порядок - подходят к крепостной стене, задрав головы, чтобы попытаться увидеть Анну и высшую справедливость... а Анну стоит, опираясь руками на край бойницы, слизывает кровь с губы и смотрит, как эскорт синих стражей сопровождает к въезду в крепость двух всадников.
Высокого седого бойца, сидящего в седле, как мог бы сидеть пожилой эльф, и маленького светловолосого юношу в синем плаще...
***
Анну бы сбежал по лестнице вниз, и схватил бы коня за повод, и придержал бы стремя - но на него напал какой-то странный столбняк. Он только пожирал подъезжающих глазами и пытался уместить в голове то, что произошло.
Он чувствовал на себе взгляд Эткуру - почти благоговейный - и слышал, как волки под стеной выкрикивают его имя, но именно сейчас, когда вера получила абсолютное подтверждение, Анну веровал в высшие силы меньше, чем когда бы то ни было.
