В воздухе вновь засвистели лезвия. Хрюкая, люди-свиньи догоняли беглецов.
До маленькой головы, торчащей из-под земли, оставалось несколько шагов.
Кумакан замычал и с размаху кинул шар плоти в голову. Удивительно: живой комок взорвался яркими красками. По уровню пирамиды прокатилась взрывная волна, сбившая с ног свиноподобных существ. Огромное лицо раскрыло рот и комки слизи посыпались на красный песок как конфетки из автомата.
Голова, торчащая из-под земли, начала расти: сероватая кожа затрещала и запузырилась как от огня, губы набухли, брызнула кровь, на лбу выступили паутинки вен.
От очередного удара земли Седьмой потерял равновесие и упал. Внутри него что-то происходило: в легких словно разгоралось пламя, перед глазами всё кружилось и вертелось. Седьмой хотел окликнуть Кумакана, чтобы тот помог ему избавиться от боли, однако толстяк сцепился с человеком-свиньей.
Урод размахивал цепью и наносил точные удары в живот жирдяю. Кумакан не отскакивал от лезвий, позволяя металлу оставлять на теле глубокие раны. Казалось, ему было вообще все равно на боль. Он лишь пытался схватить цепь и подтащить к себе противника, однако свиноподобное существо двигалось быстро, предугадывая любой шаг.
Седьмой лежал и смотрел за тем, как плоть Кумакана с чавканьем шлепалась на горячий песок. Людей-свиней стало больше. Все они кружились в своем смертоносном танце, пытаясь отхватить от жирдяя кусок побольше. Седьмой пытался разглядеть птицу, что отпугивала тварей, но нигде её не видел.
Кумакан схватил цепь человека-свиньи, потянул на себя. Урод забрыкался и завизжал так громко, что у Седьмого заложило уши. Толстяк схватил тварь: глаза-бусинки свиноподобного существа бегали по мордам сородичей, ища помощи, изо рта текла пена вперемежку с кровью.
Голова, торчащая из-под земли, росла и удлинялась. Из лба, из переносицы и из губ тянулись ветки, обтянутые в человеческую кожу. На глазах Седьмого голова превращалась в необъятное дерево. Комок плоти, что швырнул Кумакан, растворился в песке.
Голова скривилась от боли, лицо исказила гримаса страдания. Она открывала-закрывала лягушачий рот, пыталась что-то сказать, но вырывался лишь сдавленный хрип. Наконец голова зажмурила глаза и закричала:
— Больно мне! Больно!
Седьмой пополз к голове-дереву. Он решил, что как только появится очередная ветка, то схватится за нее и попытается залезть повыше от людей-свиней. Кумакану не помочь: твари отрезали проводнику кисти рук. Впрочем, Седьмому толстяка было не жаль.
Старик обходил могилы. Порой он спотыкался о камни, падал, но молча вставал и продолжал идти. Он не обращал внимания ни на жару, ни на поцарапанные руки и ноги. Старик молча ковылял в только ему понятном направлении. Шаг, еще шаг, шаг… Зомби.
Пятый держался в нескольких метрах от бывшего соседа. Взгляд не отрывался от пистолета Сергея Михайловича… Хотя, какой к черту Сергей Михайлович? Просто Ублюдок. Ублюдок, убивший Алёну.
Николай оглядывался, пытаясь увидеть конец кладбища, но на многие километры вокруг простирались деревянные кресты, гранитные надгробия и миниатюрные мраморные статуи. Мертвецы, мертвецы, мертвецы. Одна мертвечина.
Порой старик останавливался и долгими часами пялился на памятники. Пятый выглядывал из-под его плеча и читал обыкновенные эпитафии. Сергей Алексеев (1999–2005), надпись: помним, любим, скорбим. Владимир Грибанов (1956–2001), надпись: герой войны. Владислав Подольский (1991–2045), надпись: музыкант. Николай пытался вспомнить умерших, чтобы найти связь со словами Кивира, однако ничего не получалось. Мертвяки были ему незнакомы.
Коля бросил взгляд на небо. Солнце по-прежнему висело в зените, чуть ниже него висел бледный пятак луны. Однако внимание Пятого привлекали черные полосы, прорезавшие небо. Что это? Сколько Николай не силился, разглядеть получше их не удавалось.
Ублюдок остановился. Губы скривились в легкой ухмылке; в запавших глазах блеснули и погасли красные искорки.
Пятый огляделся. Ничего. Тишина стояла такая, что можно было услышать дыхание старика.
Червь выскочил неожиданно и быстро. Недалеко от Николая задрожали кресты, земля взбугрилась темной кучей. На поверхности появился исполинский червь: серая кожа заблестела в лучах солнца, малюсенькие лепестки век раскрылись, округлый рот ощерился кривыми острыми, как бритва, зубами.
Старик не сдвинулся с места — лишь тупо улыбался.
Вот он момент!
Пятый подскочил к Ублюдку, выхватил пистолет. Он думал, что проводник будет защищаться, однако тот отдал оружие без сопротивления.
Направив дуло на червя, Пятый приготовил нажать на спусковой крючок.
Пробьет ли пуля кожу монстра? И нападет ли тот вообще?
Пятый ждал.
Червь не шевелился, лишь моргали десятки слепых глаз. Комья земли прилепились к массивному телу, отчего монстр становился еще страшнее. Пятый представил, как червь ползает под землей, как поедает трупы, как роет бесконечные ходы. От этих мыслей он поежился.
Не говоря ни слова, старик доковылял до монстра, нагнулся…
Пятый не поверил глазам. Сердце гулко забилось, прошиб пот. Пистолет, казалось, отяжелел на тонну.
Выбравшись на поверхность, червь вынес (?) остатки гробов и трупы. На куче валялся мертвец. Девушка. Лицо осунулось, губы были растянуты в широкой ухмылке, обнажая желтоватые зубы, глаза запали, кожа приобрела сероватый оттенок. Костлявые руки сжимали то ли иконку, то ли крестик — Коле не получалось разглядеть получше. Больше всего Пятого поразила одежда девушки: пышное свадебное платье, которое не портили ни комья грязи, ни слизь, стекавшая с червя.
Старик подошел к мертвячке, схватил её за руки и потащил к Коле. Платье противно зашуршало, трясь о землю и траву. Голова трупа билась о ноги проводника. Пятый застыл, не в силах пошевелиться. Лишь пялился на девушку. Пялился-пялился-пялился…
Улыбнувшись, старик подошел к Пятому и бросил труп. Удивительно: от мертвячки исходил запах роз.
«Прекрати», — хотел сказать Коля, но из хоботка вырвалось лишь слабое жужжание. Чтобы хоть как-то оторваться от страшной картины, Пятый бросил взгляд на земляную кучу, на которой королем возвышался исполинский червь. В отвалах сухой почвы валялись ошметки гнилых досок, выбеленные подземными тварями человеческие черепа, посиневшие части тел — руки, ноги.
«Я хочу увидеть дочь, — подумал Коля. — Хочу вернуться в прошлую жизнь. Когда грязь льется только из телевизора. Когда голова забита тем, как бы отправить дочь в школу, как записать её в спортивную секцию, потому что она слишком много времени проводит за уроками и за компьютером. Когда вечером после работы тебя встречает жена. Я хочу домой».
