class="p1">Эдриен думал об этом, а потом мысли испарились, он танцевал с графиней Ситарой, хоть ее вряд ли так называл ее народ. Кто-то играл на лютне. Другие тоже танцевали. Начало было размеренным, но собиралось развиться в нечто большее. Намного большее. Краешком сознания, пока он размышлял, чему научит его женщина, когда уведет в ароматные покои в стороне от этой комнаты, он думал, что всю жизнь искал только две вещи: славу себе и вечность своему искусству. Все было мимолетным, и у него была песня и об этом, и он верил, что музыка продержится долго. Он улыбнулся от таких мыслей, танцуя, позволяя женщине притянуть его ближе.
* * *
Лин проснулась, было еще темно. Они были в жалкой гостинице на краю города, где никто не нашел бы их, спали на грубой кровати с запахом множества тел. Захир решил, что после случившегося с Братством лучше отдалиться от старых связей. Им пришлось отступить в худшую часть города. Чудо, что они уснули, учитывая гадкий запах и ужасы, что они увидели, учитывая, как они пострадали. Захир спал беспокойно, ворочался и бормотал. Лин коснулась его руки, позвала его. Снова. Он медленно проснулся, словно всплыл из глубокого озера. Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
— Я был в темном сне. Ты спасла меня. Проницательность Пророка?
— Нет, — сказала она. — Танцующие с огнем. Похоже, я знаю, где они.
Присев у двери палаты, Намир услышала пение. За эти дни страдания ослабили ее, так что замереть на коленях было нормально. Она так долго направляла каждый вдох, каждый рывок вперед, чтобы добраться до замка. Принести принца в безопасное место. Теперь они были тут, им занимались королевские лекари. Но они ничего не могли сказать ей. Он был в плохом состоянии. Они могли лишь помогать ему и ждать.
Они сказали ей ждать. Ждать, проснется ли он.
Она уже не была его стражем. Ее сняли с этой должности, отстранили от всего — ей нужно было восстанавливаться и отдыхать. В церемонии, которую она едва помнила, Элдакар наградил ее поместьем у восточной границы за верную службу стране, его брату. Ей было все равно. Она останется и будет ждать. У его двери. Стражи у двери не смотрели на нее, чтобы не задеть гордость. Будто ей было до этого дело.
Теперь Элдакар пел внутри. Ночью. Песня звучала как колыбельная. Может, им это пели в детстве? Она не знала. Мансур не говорил о детстве. Ему это не было нужно. Важно было творить и достигать сейчас, побеждать. Детство осталось в прошлом.
Она знала, что Элдакар многое потерял недавно. Его королева бросила его и ужасно унизила. Потеря Алмирии ударила по его лидерству. Она ждала, что он будет сломленным. Но он таким не казался. Он будто отстранился. Он вел себя сдержанно, что было уместным для короля, но он выглядел слишком спокойным в свете происходящего.
Словно услышав ее мысли, Элдакар открыл дверь. Он сказал:
— Намир, зайди. Не знаю, слышит ли он нас, но он хотел бы, чтобы ты была тут.
— Вы этого не знаете, — вяло сказала она. — Ваша королева его интересовала больше.
— Она всех интересовала, — невозмутимо сказал он. — Может, она использовала это с ним. Может, нет. Не важно. Я знаю, он заботится о тебе.
Она не сразу поняла, что невольно могла раскрыть себя. А король даже не был удивлен и не злился.
— Простите, — она встала. — Я… это было грубо с моей стороны.
Элдакар обнял ее. Намир, потрясенная и замершая, не ответила, и он отстранился.
— Командир Хазан, это не важно. Не сейчас. Не понимаешь? Мы должны отложить все то, что он сделал. Я люблю его, как и ты. Посиди с нами.
Она дала ему взять ее за руку и усадить на стул у кровати. Комнату озарял тусклый лунный свет. Элдакар сидел рядом с братом и держал его за руку. Он снова запел. Такое им могла петь няня. Или мама. Намир услышала слова:
Когда поднимется луна,
Когда закричит сова,
Когда тускнеет огонь,
Я думаю о тебе.
Только о тебе.
Только о тебе.
На шестой день в замке она позволила себе покинуть комнату принца, и Намир встретила призрака.
Она застыла. Она не ожидала тут увидеть фигуру из своих кошмаров. День был солнечным, типичным для весны здесь. Во дворе цвели апельсиновые деревья. Красота насмехалась над ее печалью, а потом над шоком от увиденного.
Мужчина с темной мохнатой челюстью, напоминавший немного волка. Седеющие волосы, худой, но крепкий. Серьга с рубином в его ухе придавала ему интересный вид.
Она смотрела. Он пересек легко двор с грацией воина. Он взглянул в ее сторону на миг, оценивая угрозу, считая ее частью пейзажа. Она такой и была, горе истощило ее, и она была верна Элдакару. Она не будет сражаться в этих стенах. Но вид мужчины вызвал у нее дрожь, что растеклась по всему телу.
Она видела то, что считала забытым. Она помнила кровь на полу в ее доме, у порога. Она вспомнила, как выглядел порог, когда ее мама проползла по нему. Намир начала вспоминать, что видела до этого. Она словно держала все в коробке с цепями, потому что воспоминания убили бы ее. Вид мужчины во дворе вернул их.
Все за мгновения. Мужчина пропал за двойными дверями, что вели в замок. Она осталась одна под апельсиновыми деревьями. Их запах был раем, который ей не светил.
Он был в черно-красном как страж Тамриллина. Он был теперь один из них. Он не был таким в ночь, когда ворвался в дом ее родителей. В то время он был одним из визирей, когда провинции постоянно воевали. Галицийцев, как обычно, сделали козлами отпущения. К рейду присоединились и те, кем командовал визирь, и жители города под атакой.
Намир играла в прятки с младшей сестрой. Она пряталась под столом. Она была маленькой, ее не заметили. Мужчины не задержались, в их доме было почти нечего воровать. Они нашли медный храм, его можно было расплавить. Они сожгли книги. Галицийские книги жгли, где бы ни находили, так делали во всех рейдах.
То, что сделали с ее родителями и сестрой было заперто в ящике в голове. И должно было оставаться там. Она билась в Кахиши и за морями, была в крови, лишь бы ящик не открылся.
Она думала, что сойдет с ума, и зашагала. Она не знала, куда
