Про себя я это давно знаю, а ей всегда удивлялась, как это она так держится и умеет постоять за себя, ни о ком больше не думая. Мне всегда казалось, она хорошо ладит со своими предками и братцами, и с ее слов так и получалось.
– Ничего подобного, – говорит она мне. – Правда, они меня учили, как за себя постоять, только вовсе не из любви ко мне. Просто считали, что я должна быть их достойна. Ничего такого, как Дэл с тобой, они не вытворяли, но при их тупости я не удивлюсь, если просто не додумались. Видит бог, сказала бы, что у них собачья мораль, да не хочу обижать собак. Что до мамочки с папочкой – они, правда, не напивались, как твоя старушка, но в остальном ее не посрамили бы.
– Как-то это неправильно: расти вот так, как мы…
Рози хохочет:
– Когда же ты поймешь, Рэй? Миру плевать, что правильно, что неправильно. Мир таков, как он есть, и нам с тобой надо выбить из него все, что сумеем.
– Похоже, нам надо что-то решать, – говорит Рози.
Мы сидим в «Жемчужинке» – это забегаловка в Шатае – утром в будний день, пьем паршивый кофе и курим, то есть Рози курит. «Жемчужинка» не особенно переменилась. Как была чуть почище свинарника, так и осталась. Знакомых не видно, а в остальном – все то же самое. Официантка, которая шлепает перед нами подносик с кофе, вполне может быть дочерью той старой швабры, которая прислуживала здесь пятнадцать лет назад. У бара сидит пьянчужка, потягивает утреннюю выпивку. Пара шлюшек в задней кабинке пересчитывают деньги. В кабинке рядом с нами какой-то парень пристраивается с соломинкой к кучкам кокаина, разложенным по столу рядками.
– Либо играть чистенько, – продолжает Рози, затушив сигарету, – либо работать без хитростей, не боясь запачкаться.
Я молча смотрю на нее. Она развалилась на диванчике напротив меня, расслабилась, улыбается. Черные велосипедки у нее старомодные, а вот розовый топик без лямочек из моды никогда не выходит – по крайней мере, в тех местах, где мы бываем. Рози до сих пор всегда выбирает одежку под стать своему имени. Когда впервые начала так одеваться, то объясняла мне, что у нее это будет вроде торговой марки. Как будто кого-то занимали ее наряды. Но я потому и устроила ей розовый экипаж к выходу на свободу.
– Ты что-то уже наметила? – спрашиваю я.
Рози пожимает плечами и встряхивает своими светлыми кудряшками. Позаимствовала прическу у Фарах Фосетт, когда ее программа была еще в зените славы, и с тех пор ее и держится. «Не стоит менять то, что работает», – сказала она мне, когда я как-то предложила сменить стиль. Я-то своим волосам даю полную свободу. Правда, в последние годы отрастила подлиннее и связываю иногда в хвостик на затылке. Рози теперь выглядит намного лучше: почти как в те далекие времена, когда входила в моду как порнозвезда. Кожа мягкая, где надо – твердо, и морщины с лица сошли. И я тоже неплохо выгляжу, хотя перед зеркалом провожу гораздо меньше времени. Но бывает, взглянешь на себя, выходя из душа, и только диву даешься. Нигде не провисает, складок нет, и морщин тоже. У меня седина в волосах появлялась, так и она исчезла.
Как-то раз я заговорила об этом с Рози. Она поглядела на меня, скинула с себя все и встала перед большим зеркалом.
– Чтоб мне провалиться, – говорит, – я и не замечала. – Оборачивается и смотрит на меня. – Что ж это делается, Рэй?
Я, когда впервые заметила, тоже чуть с ума не сошла. Но с тех пор придумала объяснение и выдаю его ей:
– Кровь единорогов.
– Но мы же их во сне убиваем.
– Я ведь говорила, – напоминаю я, – мы видим этот лес во сне, но где-то он существует по-настоящему.
Рози кивает и снова оборачивается к зеркалу, гладит себя по животу, приподнимает груди…
Сейчас она обращается ко мне с диванчика:
– Мне бы хотелось побольше хрустящей зелени, но вот зарабатывать что-то не тянет.
Я улыбаюсь: тоже мне, новость.
– Только не здесь, в Тисоне, – предупреждаю я.
– Ну. Я думала о Ньюфорде.
– Как ты думаешь, нас там кто-нибудь вспомнит? – спрашиваю я.
Много лет прошло, как мы крутили динамо в Ньюфорде.
– Мы незабываемы, – ухмыляется Рози. – Этот крест нам с тобой предстоит нести до старости. Зато Ньюфорд – большой город.
Я киваю. Пока мы болтали, я просматривала газету, и одна заметка зацепила меня намертво. Бывают такие минуты, когда становится разом холодно и жарко. Хочется разорвать газету в клочки и расшвырять по всему залу. Схватить кого-нибудь за волосы и колотить мордой о стену, пока от лица ничего не останется. Но я заставляю себя дышать. Успокоиться.
Чуточку придя в себя, взглядываю на Рози, но та ничего не заметила.
– Ты в судьбу веришь? – спрашиваю я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос.
Она равнодушно передергивает плечами: как хочешь, так и понимай. Я разворачиваю «Тисон тайме» на заметке о ньюфордской художнице, сбитой машиной, и показываю ей. Рози рассматривает фотографию женщины, о которой идет речь в статье.
– Твоя сестра? – спрашивает она.
– Черт побери, второй такой нет.
– Она сменила имя.
– Ага, – соглашаюсь я. – Она много чего попыталась сменить, но в конечном счете была и останется отребьем из Козлиного Рая. Какими нас вырастили, такими мы и останемся, что там ни делай.
Потому я, честно говоря, и плыву по течению. Что толку бороться с самой собой или с тем, как смотрит на тебя мир? Дайте мне миллион долларов, а все равно для всех я останусь просто какой-то Картер с другой стороны шоссе.
– Она здорово похожа на тебя, – замечает Рози. – То есть ей бы побольше в груди, и вас можно принять за сестер.
Я вздыхаю:
– Мы и есть сестры.
– Я хотела сказать, за близняшек.
– Пожалуй, и впрямь есть сходство. Странное дело. Услышав, что Дэл живет в трей-лерном парке, я если что и ощутила, так разве малость любопытства, и еще старые страхи царапнули. Помрет он завтра – да хоть сию минуту, – мне все равно. Не то что эта моя сестрица: стоит мне о ней вспомнить, и я прихожу в ярость.
Должно быть, это потому, что Дэл всегда был дрянью, и что бы он со мной ни выделывал, я принимала как должное. Но она меня предала, и такое оставляет занозу покрупнее, чем я могла представить, а я многое могу представить. Такие обиды не прощаются.
– Думаю, может, нанести ей визит, – говорю я.
Рози странно смотрит на меня:
– Ты ведь не станешь делать глупостей, а? Потому что, могу сказать по личному опыту, за решетку лучше не попадать.
– Верно, лучше не попадать.
Рози еще некоторое время изучает меня и кивает.
– Пожалуй, если кто и умеет выкрутиться, так это ты, – говорит она. – Ты всегда была слишком умна, чтобы погореть.
– Я не собираюсь делать ей ничего плохого, – говорю я. – Пока не собираюсь. К тому же почитай, что здесь говорится. Она в какой-то там коме.
