— Правда?
— Конечно. Рассказывай. Какой Орден ты выбрал?
— Это… это только еще образующийся Орден, ваша, милость, — Гвейр боязливо поднял глаза. — Прошу, не требуйте от меня многого. Я дал обет сохранить тайну. Обещайте мне не настаивать.
— Даю слово, — согласился Камбер. — Расскажи, что можешь.
Гвейр глубоко вздохнул.
— Мы хотим посвятить себя новому святому, ваша милость. Мы думаем получить разрешение устроить его главный храм здесь, в соборе Валорета, а собор епископов просить о скорейшей канонизации. Существуют явные свидетельства его чудес.
— Новый святой? — Камбер лишь поднял бровь, но мысленно содрогнулся. — О каком святом ты говоришь? Мне неизвестно ни о каких чудесах, явленных в последнее время.
Гвейр склонил голову. Теперь, когда пришло время раскрыть карты, язык не повиновался ему.
— Ну, давай же. Не стесняйся, — настаивал Камбер. — Кто это?
— Это… лорд Камбер, ваша милость.
ГЛАВА XX
Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым. С кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины.[21]
Камбер в ужасе вскинул голову. И в тот же миг за спиной Гвейра увидел, как дернулся Джорем. Боже! Он не ослышался? Камбер? Не мог же Гвейр говорить о нем — о Камбере Кулдском?!
— Вашей милости нечему удивляться, — пояснил Гвейр, ошибочно принимая ужас Камбера за простое неведение. — Наверняка вы слышали, что его культ пышно расцвел в Кайрори. Правда, с приходом зимы паломников стало поменьше, но с самой его смерти каждый день на могилу приходят десятки людей в поисках благословения. Мы бы с радостью воздвигли первый храм именно там, но семья решительно воспротивилась. Прошу прощения, отец Джорем.
Он покосился на бледного, безмолвного Джорема, который стоял, опершись о столешницу, затем вновь обернулся к Камберу.
— Но даже они не могут отрицать творящихся чудес, — закончил он шепотом, в который ухитрился вложить нотку вызова.
Камбер с трудом сглотнул, опасаясь продолжить расспросы, но сознавая, что этого не избежать. Он не осмеливался взглянуть на Джорема, опасаясь, что даже бесстрастное лицо Элистера может выдать его.
— Ты сказал — чудеса?
Гвейр серьезно кивнул.
— Помните, как я пришел к вам в ночь после похорон, когда вы нашли меня скорбящим у гроба и привели к Йоханнесу? Я рассказал вам о своем видении — что он явился мне и завещал продолжить дело его жизни?..
Это «он» прозвучало с такой силой, что мурашки побежали по спине Камбера. Он взялся за голову, припоминая, что именно рассказывал Гвейр в ту ночь. За делами последних месяцев он совершенно позабыл о том случае и верил, что юноша уж точно забыл — с тех пор они между собой о вещем сне не вспоминали.
Называется, утешил страдальца… И что теперь делать?
— Разве вы не помните, ваша милость?
Нерешительный голос Гвейра прервал оцепенение, и Камбер взглянул в это честное юное лицо, взяв себя в руки. Он подавлял искушение немедленно проникнуть в мозг Гвейра, узнать все имена участников этого кощунственного кошмара, прочесть правду.
И все же необходимости не было, потому что Гвейр не лгал, а Камбер-Элистер Келлен решил без крайней нужды таким способом не добираться до истины. Да и юноша, уловив вторжение в сознание, мог встревожиться и стать подозрительным, что ни Камберу, ни Элистеру было никак не с руки.
Если в безумной затее участвовали Дерини (тут Камбер вспомнил о странной встрече Гвейра с Квероном Киневаном), то напрашивался вывод о контактах между единомышленниками на уровне сознания. Если в таком общении доводилось участвовать и его слуге, особенно с умелыми Дерини вроде Кверона, юноша наверняка стал очень чувствителен к подобным прикосновениям. Даже допустив, что контакт удастся скрыть от Гвейра, нельзя обмануть Дерини, которые после обнаружат следы пребывания Камбера в сознании юноши.
Но что он мог сделать? Гвейр перед ним. Если не решиться использовать свои деринийские способности для изменения разума Гвейра, может ли логика убедить бедного простака в том, что его чудо — всего лишь сон? Такой успех не решит проблемы, не положит конец зарождению Ордена святого Камбера, но, по крайней мере, станет первой победой здравого смысла.
Гвейр, разумеется, умолчал о подробных планах Ордена. Энскома это обеспокоит. Архиепископу известно, что Камбер — вовсе не почивший святой. Он постарается не допустить официального признания культа Камбера.
Решившись, как действовать, Камбер призвал на помощь свой дар убеждения и снова взглянул на Гвейра, послав Джорему просьбу не вмешиваться и предоставить ему действовать самостоятельно.
Камбер нервно откашлялся.
— Конечно, я помню, сын мой, — наконец удалось пробормотать ему. — Но ты в самом деле веришь в то, что Камбер приходил к тебе той ночью? Ты же называл это сном, ведь так?
Гвейр смотрел мимо, глаза его блуждали по пламени в камине.
— Я понимаю, что это было как бы во сне, — медленно ответил он, — и все же было во всем реально, как происходящее наяву. Я понимаю, что проснулся перед его приходом и что четко различал все вокруг; спящего брата Йоханнеса (я слышал, как он всхрапывает во сне), тепло огня, мерцание света, запахи и мягкость постели. Его приход был реален, как и все это.
— Иногда сны бывают похожими на явь, — осторожно заметил Камбер.
— Но я не верю, чтобы это был сон, — настаивал Гвейр. — Я думаю, что каким-то мистическим образом он приходил, но не могу объяснить этого. Мне кажется, он возвращался из другого мира. Мне кажется, что теперь он продолжает направлять и вдохновлять нас на деяния во благо людей. Разве не этому он посвятил жизнь и продолжал бы свои труды, если бы безумная Эриелла не сразила его? Разве он не желал, чтобы мы продолжили начатую им работу?
Камбер поерзывал в кресле в явном затруднении.
— Ты прав, он этого хотел, но он не был святым, Гвейр. Он был смертным, подобно другим. У него были качества сильного человека и слабости. Он так же, как мы, боролся с искушениями. Может быть, эта борьба была еще мучительней оттого, что он — Дерини. И наверняка не всегда успешной, потому что он — человек. Нет, Гвейр, Камбер не был святым.
— Нет. Но вы восхищались им.
— Да.
— Настолько, что взяли себе его духовное имя, чтобы память о нем продолжала жить.
— Верно, — признался Камбер, испытывая запоздалое сожаление о своей неосторожности. — Но от этого человек вряд ли становится святым.
Гвейр склонил голову.