Он работал до полудня. Солнце разогрело землю так, что, ходи Хазув босиком, он бы обжег себе пятки. Старик с тоской покосился на культи. Он бы согласился на это с радостью… Тени стали совсем короткими, когда уставший Хазув решил вернуться домой.
Он медленно передвигался вверх по безлюдной узкой улочке селения. В этот жаркий час соседи отдыхали в своих домах, пили горячий чай или прохладный сумсум. Хазув приостановился и свернул к ближайшему дому. Над высокой глиняной стеной простерла ветви слива — богатый дом, собственный колодец, достаточно воды для сада и скота. Хазувгромко и долго стучал в деревянные ворота, прежде чем калитка со скрипом распахнулась.
— Ах-хо! Хазув! — зевая и щурясь, воскликнула укутанная в полосатое покрывало женщина. — Чего колотишь? Всех перебудил.
— Сумсум есть на продажу? — вместо приветствия глянул на неё снизу вверх старик.
— Есть, — кивнула женщина, и, оставив дверь во двор приоткрытой, ушла.
Хазув смотрел на зеленый сад, скрытый от посторонних глаз высоким забором, на выкрашенный яркой красной краской саманный дом в глубине двора, слышал блеяние овец. Вернулась хозяйка, подала ему тяжелый булькающий бурдюк. Хазув закинул его в котомку за спину.
— Как всегда? — стрельнул глазом на соседку.
— Да. Обувку дочка вечером принесет. Мужнина совсем прохудилась.
— Починю, — отъезжая от калитки, кивнул старик.
— Хазув! — негромко окликнула его соседка. — Ниру и парней своих держал бы ты в узде. Тогда и овцы, и сумсум бы свой был. На одном шашихе много не наживешь.
— Сам разберусь, — буркнул он.
Пустой дом встретил тишиной. Хазув сполз с тележки, катнул её в угол, кинул туда же деревянные упоры. Бурдюк аккуратно положил на свою лежанку. Упираясь ладонями в пол, дотащился до очага, развел огонь и, согрев остатки вчерашней похлебки, поел. Котелок отставил в сторону — Нира помоет, когда вернется, да и воду жаль тратить. Хазув переполз на постель, подтянул к себе бурдюк и, вытащив затычку, припал к горловине. Он смаковал сумсум медленными маленькими глотками, получая удовольствие от его кислой прохлады, которая, попав в желудок, вскоре обернется приятной расслабленностью и снимет усталость.
Хазув бережно воткнул пробку на место, положил бурдюк рядом и взглянул на верстак. Остаток дня пройдет за сапожной работой.
Он в раздумье вертел в руках потертый башмак, когда на улице фыркнула лошадь. Хазув прислушался. Лошадей в селении не было ни у кого, а значит, это пришлые люди. И не всякого пришлого он был бы рад видеть. Стук в калитку заставил старика вздрогнуть. Соседи приходили в его дом, не утруждая себя подобной вежливостью. Хазув переложил сапожный нож ближе к себе, шило сунул под одеяло слева.
— Хозяева дома?
Голос Хазуву был незнаком. Неужели что-то с детьми… Калитка открылась с привычным протяжным скрипом. Звук шагов на пороге дома заставил старика крепче стиснуть рукоять ножа. Ног у него нет, но руки хоть куда, да и глаза еще не подводят.
— Есть кто дома?
— Есть, — откликнулся старик. — Входи.
Человека, вошедшего в дом, Хазув никогда раньше не видел. Но его внешний вид вызвал не самые приятные воспоминания о прошлом. Похожую одежду носили сослуживцы Хазува в те времена, когда он еще служил кому-то. Под плотно запахнутым стеганым чапаном незнакомца наверняка имеется кольчуга, а в специальных петлях широких рукавов удобно носить метательные ножи. И сапоги у него… Хорошие сапоги, добротные, мягкие, на толстой подошве. Такие не натрут ноги при долгой ходьбе. А за голенищами удачно помещается по ножу. Старик напрягся.
— Кто ты такой? Что нужно?
— Мы ищем одного человека. След привел нас в этот дом. Но я его тут не вижу… Мой господин хочет лишь спросить тебя.
Чужак посторонился и в дверях возник еще один мужчина. Хазув удивился. Судя по одежде, вошедший имел ранг не ниже дашана. Такие гости в этой халупе не бывали никогда. Человек с лицом, наполовину закрытым тканью, оглядел убранство хижины, скользнул взглядом по Хазуву и уставился на постель, где еще вчера утром спал раненый. Потом перевел светлые глаза на спутника и кивнул на подстилку.
— И зачем он вам? — Хазув слегка расслабился, уяснив, что по отношению к нему и его семье эти двое не имеют дурных намерений.
— Мы его друзья, — ответил незнакомец в чапане.
Хазув свел брови, недоумевая. Неужели Жунбар ошибся и привел князя, о котором упоминал раненый найденыш, сюда? Ведь он должен был сопроводить его в тайное место.
— Так ты тот самый князь? — старик вопросительно глянул на человека перед собой. — О котором говорил Астид?
Пришельцы обменялись взглядами, и человек в тюрбане кивнул Хазуву.
— Да, — с усмешкой ответил за него второй. — Он князь. А я его охранник. Так где наш друг?
— Дети увезли его в тайное место. Я думал, Жунбар проводит вас туда.
— Где это место? — охранник подался к старику.
— Долго объяснять. Без провожатого не найдёте. А выкуп?! — забеспокоился Хазув. — Вы привезли выкуп? Парень сказал, что князь за него заплатит.
— Заплатим, — вновь усмехнулся страж. — Но только тогда, когда получим друга. А теперь сиди спокойно, господин хочет узнать, где то место. Не бойся, ничего плохого не случится. Просто молчи и не двигайся.
Человек в тюрбане подошел к Хазуву и положил руку ему на голову. Тот дернулся, но пальцы незнакомца сильно обхватили темя, не позволяя отстраниться. У Хазува по спине пробежал озноб, когда чужие слова проникли в его ум.
«Успокойся, старик. Я не причиню тебе вреда. Лишь взгляну на то, что видел ты».
Оз-ак-Со замер в почтительном молчании, пытаясь по выражению глаз господина угадать, узнал ли он то, что было нужно.
Перед внутренним взором Крат-ак-Халя проносились события сегодняшнего дня, какими помнил их замерший под ладонью калека.
…поношенная обувь, бурдюк, котелок… колодец, поле, набирающие силу соцветия, ещё поля…
Крат-ак-Халь усмехнулся под маской — сбытчики масгитского шашиха доставляли немало беспокойства джезъянским властям. Надо будет тайно прислать сюда людей, чтобы уничтожить эти ядовитые посевы.
… двое молодых мужчин, выносящие из дома дерюгу с лежащим в ней темноволосым человеком в длиннополой рубахе … худое и бледное лицо раненого, искривившееся в гримасе боли в этот момент…
Пальцы его превосходительства дернулись, а глаза сузились, из чего внимательно наблюдающий Оз-ак-Со сделал вывод, что нужные сведения найдены.
… девушка с белыми волосами… с нездешним, прекрасным лицом… стройный стан, тонкая талия… голубые глаза, устремленные на неподвижного мужчину на ветхой подстилке…
Не может быть.
Крат-ак-Халь вздрогнул, сжал пальцы сильнее. Ногти впились в лысую голову, и на темени старика осталась царапина.
— Эй! Больно же! — недовольно вскрикнул Хазув.
Его превосходительство ослабил ладонь и закрыл глаза, устремив свой разум глубже в память, дальше, по дороге прошлой жизни этого калеки, выискивая в закоулках чужого разума образы беловолосой девушки, девочки.
… два тесно запеленатых младенца в мужских руках… мрак ночных безлюдных улиц, слабо рассеиваемый светом звезд… помигивающий огонек фонаря над круглым отверстием «немого окна» в храме Безгласных…
Младенец захныкал, когда человек, воровато оглядевшись, сунул его в круглую дыру, положил на холодный камень и протолкнул вперед. Через несколько томительных минут в глубине отверстия тихо скрипнула заслонка, и ребенка втянули внутрь. С чуть слышным стуком на каменное дно «немого окна» опустился стянутый бечевой полотняный кошель. Человек торопливо сунул руку в темное жерло и сгреб плату. Взвесив её на ладони, он чуть досадливо поморщился, и взглянул на сверток в левой руке. Из пеленок, щурясь на свет фонаря и посасывая нижнюю губу, на человека голубыми глазами смотрел второй малыш. «Девчонок тут не берут, — подмигнув, прошептал мужчина. — Ладно, найдем и тебе применение».
… молодая женщина, заходящаяся в крике у пустых колыбелей… в её руках пеленка с пятнами крови… высокий беловолосый мужчина, пытающийся обнять и успокоить женщину… она замирает в его объятьях, обессиленная, но вдруг вырывается и бросается к распахнутому окну, в которое видны городские крыши, озаренные ярким солнечным светом…
