Едва восток посветлел, Гилэстэл разбудил Жунбара, ночевавшего в овчарне. Астид расплатился с хозяином, и троица покинула Хишанжат. Ехали рысью — Жунбар впереди, полуэльфы следом. По правую руку высились горы, отделяющие Масгитию от Джезъяна. Крутые узкие скалы постепенно сменились обширным безлесным низкогорьем, населенным не только зверьем. В глубине гор, в ущельях, впадинах и пещерах обитали люди, ведущие жизнь по иным законам, нежели законы государства. И на дорогах стояли свои посты и заставы.
После четырех часов пути въехали в каменистое ущелье, с протекающей по нему узкой речкой. Через полмили Жунбар предостерегающе поднял руку и остановил лошадь. По склону, держа наготове изогнутый тесак, к ним спустился человек. Пока Жунбар с ним беседовал, Гилэстэл исподтишка оглядел склоны, и взглядом указал Астиду на места, где за камнями с луками наизготовку притаились остальные сорвиголовы. Полукровка лишь усмехнулся краешком рта.
— Едем, — окликнул их Жунбар.
Спокойным шагом преодолели еще милю, где им преградила путь ватага из полутора десятков человек. По знаку одного из них спешились и, оставив коней, двинулись к главарю. Нойджет сидел на большом камне, поставив на него ногу и опираясь локтем на колено. Жунбар кивнул ему, как давнему знакомому.
— Вот. Привел.
Нойджет, удостоив его лишь мимолетным взглядом, переключил все внимание на чужеземцев. Несколько минут он неотрывно изучал полуэльфов, посверкивая колючими темными глазами из-под надвинутой на лоб шапки. Гилэстэл невозмутимо и бесстрастно рассматривал его, не выказывая никакого волнения или суеты. Астида в большей степени интересовала шайка. Не задерживая ни на ком взгляда, он видел и отмечал многое — вид и количество оружия, позиции противников, и прокручивал в умевозможные варианты боя.
Нойджет, удовлетворенный осмотром, одобрительно усмехнулся в смоляную бороду идвинул пальцами в сторону Гилэстэла.
— Твоя невеста сказала — ты заплатишь за неё золотом. Ты привез его?
Астид, подучивший местный язык с помощью Ниры, поняв вопрос, поперхнулся смешком.
— Поздравляю, — прошептал тихо.
Выражение лица Гилэстэла не изменилось.
— Приведи её, — слова князя прозвучали как приказ.
— Сначала покажи золото, — нахмурился Нойджет.
Гилэстэл ослабил шнурок на пристегнутом к поясу кошеле, и, вытащив из него маверранумский золотой «орлик», продемонстрировал главарю. Нойджет повернулся и крикнул кому-то позади себя.
Нира, совершенно не похожая на напуганную и измученную заложницу, появилась в сопровождении закутанной в темное покрывало женщины. Подведя Ниру к главарю, женщина быстро ушла. Увидев Астида и Гилэстэла, Нира приподняла руку в приветствии. Нойджет спрыгнул с камня, положил руку девушке на плечо.
— Вот она, забирай.
Но Гилэстэл не торопился. Он рассматривал девушку со странным выражением, не делая попыток ни приблизиться, ни снять с пояса кошель. Нойджет нетерпеливо постукивал пяткой по камню. Радостно-облегченное выражение глаз Ниры постепенно сменялось недоумением.
«Ты однажды сказала, что не можешь в полную силу читать мои мысли» — обратился Гилэстэл к Нире.
Она нерешительно кивнула.
«Наверное, нужно было дать тебе такую возможность. Тогда, может быть, ты усвоила бы кое-что важное для себя».
Астид, поняв, что идет безмолвный диалог, внимательно следил за выражением лица Ниры.
«Твой брат, прочитав меня, сделал правильный вывод».
«О чем?»
«Я могу понять и принять многое по отношению к себе — жестокость, пренебрежение, ненависть, равнодушие… Но понять и принять предательство мне не под силу».
«Я не понимаю…» — Нира растерянно сморщила лицо.
«Читай» — одними губами произнес Гилэстэл.
Она прочла. И расхохоталась — громко, горько.
— Дураки! Я же вам говорила! Говорила! — крикнула Жунбару.
Главарь нетерпеливо окликнул князя.
— Ну? Долго разглядывать её будешь? Забирай свою женщину.
— Она для меня ничего не значит, — произнес Гилэстэл. — Я не заплачу. Просто отпусти её. Пусть уйдет.
Астид потрясенно вздрогнул и уткнулся взглядом в камни у свои ног. Жунбар побелел и в ужасе уставился на князя.
Полуэльф, не двигаясь, смотрел в голубые, широко распахнутые глаза Ниры. Нойджет медленно вытянул из ножен изогнутый кинжал, ухватил девушку за основание косы и отдернул голову назад. Губы девушки дрогнули.
— Гил!
Её умоляющий отчаянный оклик не изменил выражения лица князя. Он стоял, неподвижный и безмолвный, подобный камням в этом ущелье.
— Гил… прошу…
Всхлип на губах девушки перерос в булькающие звуки, когда чернобородый провел лезвием по её горлу. Вопль Жунбара заметался эхом меж каменных стен. Выхватив нож, он бросился к Нойджету, но был отброшен в сторону ударом одного из головорезов. Нойджет выпустил Ниру, и она осела к его ногам.
Князь несколько секунд бесстрастно смотрел, как девушка, упав, истекает кровью. А затем, не сводя с неё глаз, вытянул ладонь с растопыренными пальцами в сторону убийцы. Пальцы резко сжались в кулак, и Нойджет, поддернутый в воздух, завопил от боли. Его корёжило и мотало, кости ломались с мерзким хрустом, словно ветки. Остальных разбойников постигла та же участь. Крики огласили ущелье. В унисон воплям умирающих подвывал Жунбар, лицезреющий эти ужасные казни и судорожно исторгающий наружу содержимое желудка.
Крики звучал недолго. Исковерканные, поломанные тела разбойников попадали на камни бесформенными мякишами.
Гилэстэл опустил руку и, обходя тела, направился к Нире. Она еще жила, когда он, постоявнад ней, поманил Астида.
— Подай мне колбу из сундучка.
Астид принес ему стеклянный сосуд в ивовой оплетке. Гилэстэл выдернул пробку, присел и подставил горлышко к ране на горле Ниры. Полукровка отвернулся, не желая смотреть, как алая струйка сочится по стеклянному краю, петляет в ивовых ячейках и стекает на пальцы Гилэстэла. Наполнив колбу на две трети, Гилэстэлвоткнул пробку на место, вытер пальцы и сосуд о новое платье Ниры. Несколько негромких слов — и колба в руках князя покрылась инеем, запарила холодом на жаре.
— Упакуй, — передал сосуд Астиду.
Протянув руку, полуэльф коснулся волос над побелевшим лбом Ниры, провел по ним ладонью. Её веки дрогнули в последний раз, глаза закрылись. Гилэстэл вытащил из кошелька на поясе монету, повертел её в пальцах.
— Я предложил тебе время. Ты предпочла деньги.
И князь вложил «орлик» меж приоткрытых, уже мертвых, губ Ниры. Затем выпрямился, развернулся и твердым спокойным шагом направился к лошадям.
— Живи с этим, — бросил сквозь зубы, проходя мимо трясущегося Жунбара, не удостоив его и взглядом.
Полуэльфы вскочили на коней и покинули ущелье, ни разу не оглянувшись.
Ехали остаток дня на восток, не перебросившись ни словом. К ночи добрались до небольшого города, успев пройти в ворота до их закрытия. Остановились на постоялом дворе на окраине, и, купив лепешек, сыра и вина, расположились в отведенной комнате.
Гилэстэл налил вина, медленно выпил. Астид вздохнул, глядя на сгустившуюся за окном темноту.
— Зачем вы убили её?
— Это сделал не я! — сверкнул на него глазами Гилэстэл.
— Вы, — тихо парировал Астид. — Чужими руками, но вы.
Гилэстэл опустил взгляд и отвернулся.
— Я сожалею, — почти неслышно произнес он после долгого молчания.
— О ней?
— О слабости, которой поддался. И меня снова предали, Астид. И вновь это сделала женщина.
— Вы имеете в виду…
— Свою мать. Сначала она. Теперь Нира. Они даже похожи внешне. Мать была до смерти влюблена в отца. Нира — в деньги.
— Что плохого в деньгах? — Астид пожал плечами.
— Ничего, — повернулся к нему Гилэстэл. — Если не превращать их из средства в цель.
— Вы говорили, она могла стать подспорьем для вас.
— Не могла, как выяснилось. Сколько бы я ей не платил, всегда мог найтись кто-то более щедрый. Нельзя бороться за идею за деньги, Астид! И ты, и Ригестайн разделяете мои взгляды, поддерживаете мои стремления не из-за богатства, комфорта или роскоши. У вас есть убеждения. Ею двигала только алчность. Разительное отличие от брата. О, как он был прав! Алчность — порок, который обходится дороже остальных. Мы еще не раз в этом убедимся.
