Анька, молодая, глупая и беззаботная. Рогги отошел от нее подальше и, скрестив руки на груди, крикнул ей:
— Ну давай, удиви меня!
Анаис, согнув локти, припала к земле животом… И так и осталась там лежать. Роггвер впервые при ней звонко засмеялся:
— Вот умора! Ну ты меня действительно удивила!
— Не смейся, помоги мне! — приказным тоном «попросила» Анька с земли. — Пожалуйста!
— Иди домой давай, завтра снова будем заниматься, змеючка, — усмехнулся Рогги, помогая встать Анаис. В ответ она только презрительно фыркнула. И обиделась, что ее так и не угостили.
На следующий день, с трудом проснувшись под утренние петушиные романсы, Анаис встала и почувствовала, как каждая частичка ее тела разваливается на мелкие кусочки. От боли тошнило, ноги сводило и скручивало в тугой узел, а спина сказала: «Прощайте!». Еле-еле передвигая своими конечностями, она добрела до кладовой, где, обычно, обитала кухарка Любава, мастерица поварского искусства. Было еще очень рано, она только проснулась, и Анька не стала тревожить прислугу по пустякам. Зайдя в кладовую, она посмотрела на уголок, где Любава вместе с Анаис устроили "комнатку" для домового: плотный комок куриного пуха, покрытый сверху небольшой тряпицей, напоминал кроватку, а рядом всегда клали чего-нибудь съестного. Утром на полу были одни крошки, и Аня заботливо положила кусочек хлебушка и почищенное вареное яичко. Горе тому дому, в котором истинный его хозяин — домовой — из-за отсутствия должного к нему уважения превращается в злыдня. Несчастье ждет таких жильцов и всевозможные пакости: от потери необходимых вещей до разрушительных пожаров.
Анаис тоже решила перекусить вареным яичком и хлебушком, запив водицей из кувшина, и позже снова пожалела о содеянном. Дело все в том, что такая сухая пища вставала у нее в горле огромным комом и при беге Анька, опять не сдержав позывов, смачно блеванула еще на втором круге.
Однако это было меньшим из зол: после вчерашних изнурительных упражнений Аня валилась с ног, а не бежала, не говоря уже о том, чтобы скрывать свое недовольство перед наставником. Рогги подгонял ее для вида, однако понимал, сколь трудно и тяжело пройдет для его ученицы именно второй день занятий. По-своему, он восхищался ее упорством. За свои пятнадцать лет Роггвер никогда не встречал таких смелых, физически развитых и бесшабашных девчонок. Видя такую неукротимую силу, он с грустью думал о том, что когда-нибудь блеск в ее глазах, отражающий невероятный азарт и безудержную радость жизни во всех ее проявлениях, потухнет, когда наступит пора замужества. Анаис, считал Рогги, не была для того предназначена. И это его несомненно впечатляло. С молоком матери он усвоил основные законы человеческой жизни, в том числе традиционный семейный уклад. Как и мужики, бабы слеплены из одного теста и созданы для того, чтобы «варить детей и рожать борщи». Но это было точно не про Анаис.
Второй день оказался для нее сущим кошмаром, однако останавливаться она не была намерена.
* * *
Уразумев фатальную ошибку при выборе пищи перед своими упражнениями, Анаис, превозмогая дикую усталость, упросила Любаву научить ее кухонной фабрике, а именно готовить каши. Кухарка сначала отпиралась, не понимая, зачем госпоже учиться готовить, если за нее всегда будут это делать, потом и вовсе предложила вставать вместе с Анаис и готовить ей каши, но она была непреклонна. Поэтому, окончательно сдавшись, Любава принялась каждый день учить молодую хозяйку готовить от полбы до гречки. Неприученная к домашнему труду Аня в первые разы умудрялась сжигать кашу, отчего Любава хваталась за голову, а Анаис неистово краснела от своей «криворукости». Однако кухарка оказалась настолько хорошей учительницей, что даже такая, казалось бы, невозможная «белоручка» научилась готовить простенькие кашицы.
Вместе с тем Анька продолжала ходить по утрам и на физические занятия, предварительно отведав завтрака собственного производства, а Рогги удивлялся ее стойкости. «Убитая», валящаяся с ног девочка умудрялась бегать с поднятой вверх головой, смотря свысока на всё вокруг себя. Она не была создана для семьи. Она была создана покорять мир и людские сердца.
* * *
Через пару недель, однако, Анаис спокойно выносила «тяготы десяти кругов вокруг деревни Ольх». Роггвер даже предложил ей пробежать еще один дополнительный круг. Что она и сделала, разумеется.
— Инициатива наказуема, — хитро улыбнувшись, сказал Рогги и с тех пор ввел одиннадцать кругов бега каждый день, тем самым наказав Аньку за ее упрямство.
Однако теперь уже она могла заниматься и другими упражнениями: каждый день, помимо бега, она отжималась, подтягивалась на ветках деревьев, что ей неплохо удавалось несмотря на ее девичье телосложение. Ей помогло в этом умение лазить по деревьям и домам, чему она научилась еще с раннего детства от бабушки Констанции. Теперь у нее болели не ноги, а руки, так как прибавилась нагрузка и на них, но Аньку это уже мало волновало — она привыкла к мышечным болям.
* * *
Стоит упомянуть, что на каждое занятие Рогги приносил с охоты какую-нибудь дичь и то тушил ее с овощами, то делал супчики, то жарил на вертеле… И за все это время так и не поделился ни кусочком с Анаис, хотя стоило бы и поощрять ее за усердие. Проверка ли на устойчивость, эгоизм ли, Зрящий его знает…
Однако однажды во время очередной тренировки Роггвер неспешно ощипывал фазана (либо Анька так быстро бегала), а к моменту окончания занятий он даже костер не развел…
— Я все! — еле переводя дыхание, выпалила Анаис.
— Нет, не все, — не поднимая глаз с птицы, которую старательно дочищал, сказал Рогги. — Присядь.
Аня села на пенек напротив него, приосанившись. А осанка у нее была поистине благородная! Дощипав фазана, Роггвер закинул его в котел и залил водой с бадьи, затем, достав кремень, принялся разжигать костер. Анаис сидела, не зная, что от нее хотят, в неловком молчании; Рогги же вел себя так, будто совсем позабыл, что пригласил ее присесть рядышком. Со скуки Анька поднесла правую руку, которая меньше всего ныла после тренировки, и стала про себя «молиться», чтобы хворост побыстрее разгорелся, и ей не пришлось сидеть долго в неловкой тишине. Вдруг ее поразила резкая боль в руке, которую она поднесла; ощущение было, будто она горела пламенем. Из нее будто бы вылетела искра и костер резко загорелся так, что Рогги резко отошел в сторону и окликнул Анаис. Все это происходило буквально доли секунды, поэтому она лишь ахнула от неожиданной боли и протерла глаза от удивления. Хорошо, что огонь очень быстро ослабился, и
