а потом меня больно толкнули вперёд, когда рыжая уже отвернулась и вышагивала как цапля по мягкой траве, спотыкаясь из-за того, что её дорогая обувь вечно проваливалась в мягкий дерн.
Я упала на колени и удержалась ладонями на весу. Мне сейчас есть о ком думать.
И я должна сохранить своего малыша.
— Деточка.
— Милая.
— Что же это делается?
Запричитали женщины и бросились ко мне, поднимать с двух сторон.
— Как это вообще возможно, чтобы так нагло угрожать! Да ты наша лучшая целительница! Столько жизней спасла. Генералы живы только благодаря твоей магии. Я немедленно пойду к ректору, — решительно заявила наставница.
Я перехватила её руку, пока она другой лечила мне разбитую губу и убирала покраснение со щеки, что горела огнём.
— Нет. Не навлекайте на себя проблем, — отрицательно покачала головой. — Вы же слышали, что она принцесса. Не хочу, чтобы у вас были проблемы.
— Но как же это… — было видно, как волновалась за меня пожилая наставница.
— Не нужно. Мне лучше уехать. Тем более война окончена. Мои таланты теперь не нужны.
— Но ты ведь ещё не закончила обучение. Два года осталось.
— Переведусь. Так будет лучше. Она всё равно мне жизни не даст.
— Ой, деточка, — сочувственно проговорила наставница. — Ты ведь беременная. У тебя же ничего нет.
— У меня есть комнатка в Лумберге, — проговорила я.
— Это же такое захолустье, — покачала она головой.
— Там я могу окончить академию.
— Ты точно так решила? Может быть, всё же расскажешь обо всём Торвальду?
— У меня нет гарантий, что он просто не отберёт у меня малыша. А от этой рыжей хорошего вообще нужно держаться подальше. Мало ли отравит. Я точно не буду так рисковать. Верно она сказала. Я безродная. И у меня нет никого, кто бы мог меня защитить.
— Боги, за что же тебе столько испытаний, — наставница обняла меня, сдавливая в своих объятиях. От неё пахло травами и целебными настойками.
Но тут я услышала мадам Крум, что стояла рядом и внимательно слушала меня.
— Беатрис, а знаешь, я увольняюсь, — заявила она.
И мы обе удивленно смотрели на добрейшей души женщину. Она выглядела воинственно, даже уперла руки в пышные бока. Ее седые волосы были убраны в строгий пучок.
— А что, война окончена. Мои силы уже не те, — качала головой женщина. — Не хочу бегать меж раненых. Устала. Семьи у меня нет. А детей я люблю, — мадам Крум посмотрела на меня, — Пойду с тобой. Буду помогать тебе.
А я так растрогалась от предложения женщины, что у меня защипало в носу.
— Вы уверены?
— А что, ты против? — воинственно свела тонкие брови женщина.
— Нет. Нет. Я же ничего не умею. Научите меня?
— Конечно, дорогая, — она отобрала меня у наставницы и прижала к груди. От нее пахло лавандой. Такой теплый и успокаивающий аромат.
Мадам Крум погладила меня по спине.
— Тише, девочка. Все у нас устроится.
Я отчаянно кивала ей головой и тихо благодарила.
— Я только продам свою халупку, и мы будем свободны, как ветер, — мечтательно проговорила женщина, а я оторвалась от нее и улыбнулась.
— Тогда сделаем так, — задумчиво проговорила наставница. — Утром я пойду к ректору и потребую у него рекомендательное письмо для тебя, чтобы по всем правилам дал. Да такое, чтобы тебя везде взяли. И засчитали твои часы работы за практику. Только пообещай, что выучишься, не бросишь.
— Конечно. Конечно. Я буду стараться. Только не сейчас, наверное, ребенок же.
— И от себя добавлю пару строк отдельно, — наставница тепло улыбалась мне.
— Спасибо.
— Ну что ты, не благодари.
Три года спустя
— О-о-о, божечки мои! Беда. Беда.
— Что такое, няня? — я прибежала на крик мадам Крум, которую спустя три года стала звать просто нянюшкой. — Что-то с детьми?
— Яйца пропали!
Я выдохнула, а потом приложила ладонь ко лбу. Всего лишь яйца, не дети.
— Да как же! Они же сырые. Я вот отвернулась, а потом смотрю и нет их.
— А дети?
— И их нет.
— А вот это уже действительно беда.
Топот ног на втором этаже нашего маленького домика сразу обнаружил нашу пропажу. Рванула наверх, на ходу запахивая халат.
Я была после ночной смены в госпитале и решила принять душ, чтобы смыть с себя грязь и чужие запахи, чтобы пойти к детям.
А тут такое.
Они были очень чувствительны к ним. Либо от меня им это передалось, хотя скорее от отца-дракона.
Чалма на голове расплелась, пока я спешила, находу замотала вновь. Тапок слетел с ноги, я сбросила второй. Осталась босиком.
Распахнула свою комнату и так и замерла. Сара сидела посреди комнаты с яйцом в руках, а Леан внимательно смотрел за сестрой.
— Сара, детка, отдай мне яичко, — вытянула руку и поманила не погодам развитую дочку.
— Не-а, — темные косички подпрыгнули, когда та помотала головой. — Хочу посмотреть на цыпленка.
Боги! Ну вот как им объяснить, что именно в этих-то цыплят и не водится.
Я бросилась вперед. Сара сжала яйцо, но раздавить, конечно же, не смогла, и потому легонько ударила его об пол, но этого хватило, чтобы желток и белок вылились наружу.
Только я не заметила, что до этого цыпленка искали и в других яйцах. Потому поскользнулась и полетела вперёд, с трудом не грохнулась на пол, кровать спасла меня.
Но пока я развернулась и справилась с чалмой из полотенца на голове, что закрыла мне весь обзор, моих двойняшек и след простыл.
Кошмар!
— Няня, они побежали к вам! Я приберусь и приду-у. Продержитесь там без меня!
Я быстро начала устранять беспорядок в своей спальне, собирала растертые по полу яйца, пока еще один крик не оглушил меня. Бросила тряпку в таз, побежала вниз.
Была готова ко всему. Почти…
— Что с кухней? — устало привалилась к дверному косяку.
— Так я же вот только отошла в погреб, — няня обвела рукой небольшую кухню. — Посадила их на стульчики. А тут…
— Мама, это был салют. Пш-ш, — весело захохотала Сара и продолжала трясти пакет с сухой горчицей, в то время как Леан просто стоял в стороне и сдержанно улыбался.
Он был старше Сары на пару минут. Лена всегда поддерживал сестру в шалостях, но лишь как наблюдатель, словно оберегал эту проказницу.
— Я вижу, милая, твой «пш-ш». Теперь это отмывать и отмывать со стен и пола, — вздохнула я, а потом обратилась к мадам Крум. — Няня, зачем у нас вообще дома сухая горчица? — покачала я головой, подошла к дочери, чтобы отобрать желтый порошок из маленьких ручек. — Не покупайте её
