Он перевернул меня. Надо сопротивляться! Он же зверь! Теперь я сидела отвернувшись от него, пытаясь оттолкнуть, но он придерживал меня левой рукой. Мне его не пересилить. Он повернул меня к себе. Рассматривал мое тонкое лицо. Правой рукой держал под подбородком, так, что я не могла шевельнуть головой. А он, оказывается, смуглый. Лицо, на свой грубый лад, даже красивое. Очень темные глаза, черные, лохматые, длинные волосы.
Он что-то сказал. На лице я почувствовала его дыхание.
– Пожалуйста, пожалуйста, – дрожа и заикаясь, проговорила я, – я не знаю вашего языка. Пожалуйста, развяжите меня.
Он снова что-то сказал.
– Не понимаю, – повторяла я. – Пожалуйста, развяжите меня. Он встал, за руки поднял меня. Посмотрел мне в глаза. Моя
голова доходила ему до груди, мое тело оказалось чуть ли не вдвое тоньше его облаченного в алую тунику торса. Он крепко держал меня за руки. Со связанными ногами стоять сама я бы не смогла, упала бы, если бы он отпустил меня. Опять он что-то сказал – на этот раз прозвучал вопрос.
– Я не понимаю, – твердила я.
Вдруг он тряхнул меня. Казалось, голова сейчас оторвется от шеи. Он повторил вопрос.
– Я не понимаю, – прорыдала я. Он тряхнул меня еще раз, сердито, но не грубо. Потом отпустил. Не устояв на ногах, я упала перед ним на колени. Смотрела на него снизу вверх. В жизни не ощущала такой силы.
Он присел передо мной. Внимательно на меня посмотрел и снова заговорил. Глядя на него снизу вверх, я отчаянно затрясла головой.
– Я выучу любой язык, какой хотите, – со слезами выпалила я, – но пока я не умею говорить по-вашему.
То ли удовлетворившись результатами, то ли просто махнув рукой – что толку со мной разговаривать? – он встал и недовольно огляделся. На меня больше не взглянул. Я сердито пожала плечами – он не видел. Что я, виновата, что не могу с ним разговаривать? Но он смотрел вдаль, оглядывал равнину, скалу, а я, несчастная, одинокая, опустила голову. Одна, затерянная среди моря травы, стою на коленях в кое-как выведенном на земле круге, беспомощная, связанная, нагая невежественная дикарка в чужом мире и даже говорить с пленившим меня не могу.
Немного погодя, осмотрев все скалы вокруг – может, он искал что-то, что могло подсказать, кто я и откуда, – высокий мужчина в красном повернулся ко мне. Давно перевалило за поддень. Подняв на него глаза, я задрожала.
Он схватил меня за волосы и швырнул плашмя к своим ногам. Распростертая в траве, беззащитная, я услышала, как выскользнул из ножен меч.
– Не убивайте меня! – завопила я. – Пожалуйста, не убивайте!
Легким движением – меч словно сквозь масло прошел – он перерезал стягивающий лодыжки шнур.
И отошел. Подвесил к ремню сумку и бурдюк. Подобрал с земли шлем. Подошел к воткнутому в дерн острием к небу копью, приладил на древко щит и шлем, перекинул копье через левое плечо, уравновесил, придерживая рукой. И, не взглянув на меня, зашагал прочь.
Глядя ему вслед, я с трудом поднялась на ноги. Запястья по-прежнему крепко связаны за спиной. Оглядела следы недавнего побоища – брошенные щиты, один пробит насквозь, тут и там валяется оружие. Передо мной – скала, к которой совсем недавно меня приковывала тяжелая цепь. Я стояла в вычерченном на земле круге. Ветер волновал траву, трепал мои волосы. Скоро начнет смеркаться. У меня перехватило дыхание. Над горизонтом поднимались три луны. Мужчина был уже далеко.
– Не бросайте меня! – закричала я. – Не оставляйте меня одну!
Выскочив из круга, я бросилась за ним.
– Остановитесь, пожалуйста! – умоляла я. – Подождите! Прошу вас, подождите!
Падая, спотыкаясь, задыхаясь, с криком: «Пожалуйста, подождите!», я бежала за ним.
Он оглянулся. Я остановилась, переводя дух, в двух сотнях ярдов от него. Он отвернулся и пошел дальше. В отчаянии я снова помчалась вперед. Когда от меня до него оставалось ярдов двадцать, он обернулся еще раз. Я снова остановилась. Не знаю почему, под его взглядом я опустила голову. И опять он тронулся в путь, и я опять побрела за ним. Пару раз почти догнала, но, помедлив, осталась позади, футах в десяти. Он остановился, обернулся. Встала, опустив голову, и я. Он снова зашагал – и я за ним. Прошло несколько минут. Он опять остановился. Я тут же замерла, опустив голову. На этот раз он подошел, встал передо мной примерно в ярде. Я выпрямила спину, голова опущена. Как остро чувствовала я его близость, свою наготу, этот взгляд! Я – земная женщина и все же лишь смутно догадываюсь, какое сладостное смятение, какое наслаждение рождает вид женского тела в душе мужчины. А я очень красива. Коснувшись моего подбородка, он заставил меня поднять голову. Наши взгляды встретились, я потупилась, не смея посмотреть ему в глаза. С ужасом осознала, что мне хочется нравиться ему – нравиться, как женщина. Он смотрел на меня пару минут, а потом скинул с древка копья щит и шлем, снял сумку и бурдюк с ремня, повесил мне на шею. Потом, подтянув лямки, приладил мне на спину щит. От тяжести я покачнулась. А он, со шлемом в левой руке и копьем в правой, отправился дальше. Пошатываясь под тяжестью оттягивающих шею щита, сумки и бурдюка, я потащилась за ним. Раз он обернулся, копьем указал, где, на каком расстоянии должна я идти. Позже я узнаю: эти правила разнятся от города к городу, а еще зависят от обстоятельств. Скажем, на рынке, в толпе, в толкотне, девушка может идти вплотную к левому плечу хозяина. Девушка редко идет позади справа, обычно – если впала в немилость. Если за хозяином идут несколько девушек, слева от него ближе всех идет та, к которой он больше всего благоволит. За право занять такое место между девушками разворачивается нешуточная конкуренция. На открытой местности, на лугу например, – как шли мы сейчас – девушка обычно идет в пяти – десяти футах слева. Тогда, если хозяин резко прибавит шаг, ей не придется нагонять, задерживая его.
Он шагал вперед. Я со щитом, сумкой и бурдюком – за ним следом, позади, слева, футах в восьми-девяти. Наверно, мне следовало бы оскорбиться. Вот странно – бегу за ним по пятам, как собачонка. Что же такое случилось со мной? Проснулась в ошейнике, на цепи, в чужом мире. К скале, к которой меня приковали, пришли двое. У них оказался ключ от ошейника. Ясно – они пришли забрать меня оттуда. Но кто оставил меня там? И чего они от меня хотели? Спрашивали о чем-то, били. Все время повторяли слово «бина». «Вар бина!» – требовали они. А я, конечно, ничего не понимала. Потом, обозлившись, они решили перерезать мне горло. Спасло меня случайное появление вооруженного незнакомца, столь искусного в бою. Судя по реакции тех двоих, он явился совершенно неожиданно и некстати. По его поведению я поняла, что с этими двумя он незнаком, но с любым, одетым и вооруженным, как и он сам, сумеет совладать. Надо полагать, я была частью какого-то плана – в чем он состоял, не знаю, а случайное появление незнакомца этот план разрушило. Но что означает слово «бина»? Наверно, что-то такое, что, как предполагалось, должно было быть у меня или со мной, но чего на самом деле не оказалось. Так что, возможно, весь план разрушился еще до того, как у скалы появился незнакомец. Не знаю. Ничего не понятно. А может, план и не нарушался? Может, и сейчас я несу с собой какую-то тайну, тем двоим неведомую? Может, они не знали, кайс со мной обращаться? Может, полученные ими сведения были неполны или неверны? Скорее всего, мне предназначалось стать орудием в каком-то непонятном мне деле. Что я такое в этом мире? Зачем меня сюда занесло (если это вообще имело какую-то цель)? Ни объяснить, ни понять этого я не могла. Если меня захватили и доставили сюда просто как обнаженную женщину, то какой смысл бросать меня в чистом поле? И зачем допрашивать с таким пристрастием? А если причина была вполне очевидна, скажем, моя красота, то почему же мужчины собирались убить меня? Ведь ясно было – я на все готова, лишь бы ублажить их. Нет, будь причиной моя привлекательность, они вели бы себя совсем не так. Я содрогнулась, вспомнив приставленный к горлу клинок. А потом появился незнакомец и провозгласил: – Кейджера канджелн!
