Смед, держась поодаль, последовал за нею. Осторожно. Очень осторожно.
Бестия принялась омывать голову водой, заботливо и нежно. Вдали дерево шумело и трясло ветвями в бессильном гневе: до заводи его молнии не доставали.
Очистив голову, громадная собака захромала обратно. Смед, сам удивляясь своей смелости, по-прежнему крался следом. Тварь обогнула мертвого дракона, почти превратившегося в странную деталь местного ландшафта. Вот она переступила через обтянутый изодранной кожей обломок камня, не заметив его на сырой земле. А Смед заметил, подобрал его зачем-то и машинально сунул в карман.
По ту сторону туши дракона дерево продолжало раздраженно шуметь, трещать и трясти ветвями.
Когда Смед засовывал в карман старый амулет, тот судорожно дернулся, посылая всем, кто был способен услышать, сигнал о том, что его покой потревожен.
Смед остановился, прячась в тени. Он дрожал от холода и страха, но продолжал следить за происходящим. Поднимающаяся луна вдруг целиком осветила кошмарную голову. И он отчетливо и ясно увидел…
Ее глаза открылись. Уродливая улыбка исковеркала и без того обезображенный рот.
Она была жива.
У Смеда чуть не вышибло клапана.
Городом, самым близким к месту сражений и могильных холмов, что называлось Курганьем, было Весло. Сигнал тревоги, поданный старым амулетом, потревожил сразу двух обитателей этого городка.
Одним из них был глубокий старик, живший под чужим именем после того, как сумел инсценировать свою мнимую гибель в последней битве, опустошившей Курганье. Он как раз кутил в рабочей таверне со своими новыми друзьями-собутыльниками, которые считали его астрологом, когда тревожный вопль амулета потряс его. Сигнал тревоги поверг старика в панику. Едва взяв себя в руки, он устремился к дверям. По его лицу текли слезы.
За его спиной в таверне мгновенно вспыхнули возбужденные пересуды. Потом приятели старика гурьбой высыпали на улицу. Посмотреть, что такое с ним стряслось. Но того уже и след простыл.
Настали скверные времена. В Весле было неспокойно. То тут, то там вспыхивали беспорядки, случались стычки между повстанцами и партизанами Империи; под видом политических акций мародеры творили невесть что.
Босс поговаривал, что хочет заколотить городской дом и съехать в свою загородную усадьбу неподалеку от Сделки. Если так, надо было решать, отваливать мне туда вместе с ним или нет. Я хотел было обговорить это с Вороном, но…
Застал я его снова в ауте.
– И все из-за проклятой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, – проворчал я и пнул ногой жестяную тарелку так, что она полетела через всю комнату. Этот сукин сын опять не прибрал за собой. Неплохо было бы и его пнуть пару раз, как ту тарелку, но у меня пока еще крыша не съехала.
Все же пьяница и доходяга был Вороном, самым отчаянным парнем из всех, кого я встречал. Так что связываться с ним я не стал.
Проснулся он так внезапно, что я подскочил от неожиданности. Чтобы подняться, ему пришлось цепляться за стену. Он был бледен, его трясло, но я сходу понял, что не в похмелье тут дело. Мой старый приятель был насмерть чем-то перепуган.
Если б не та стена, вряд ли Ворон смог бы подняться на ноги. Наверно, сейчас он видел трех Кейсов зараз да еще голубого слона в придачу…
– Собирай свои манатки, Кейс, – все же сумел прохрипеть он.
– Ты что, очумел?
– В Курганье что-то стряслось, – ответил Ворон, пробираясь вдоль стенки к куче своего барахла. – О, Боже!
Он упал на колени, схватившись руками за живот. Его вывернуло наизнанку. Я обтер ему лицо мокрой тряпкой. Он не сопротивлялся.
– Что-то страшное вырвалось наружу. Что-то черное, как сама… – Его вывернуло еще раз.
– А тебе не померещилось, случаем? – спросил я. – Может, винные пары? Белая горячка?
– Нет, так оно и есть. Вино ни при чем. Не спрашивай, откуда я знаю. Но я знаю. Видел так ясно, словно был там. Видел тварь, которую все называют пес Жабодав. – Он говорил медленно, стараясь не запинаться. Но язык заплетался. – С этой бестией было что-то еще. Куда более страшное. Что-то черное, как сама тьма.
Я не знал, что сказать. Ворон в это верил, а я – нет. Он кое-как подтер за собой рвоту и принялся, трясущимися руками, запихивать вещи в мешок.
– Где ты поставил лошадей? – спросил он чуть погодя.
Он был серьезен. Не в состоянии ориентироваться, слепо тычащийся по углам, Ворон готов был мчаться к чертям собачьим. И прямо сейчас.
– Так, конец, приехали. В чем дело? Куда ты собрался?
– Нам нужна помощь.
– Помощь? Нам? Ты забыл, что я на службе? У меня есть обязательства. Да я просто не могу, вот так, прыгнуть в седло и мчаться в погоню за блуждающими болотными огнями. Которые тебе просто примерещились. Потому, что ты выжрал целую бочку поганой самодельной бормотухи.
Он психанул. Я тоже. Мы орали и крыли друг друга как могли. Он был не в той форме, чтобы догнать меня, и потому швырял в меня посуду. А я топтал бурдюк с вином, пока вконец не расквасил его, и картинно любовался кроваво-красными струйками вина, растекшимися по полу.
Тут в нашу дверь вломилась хозяйка дома. Она весила фунтов двести и была зловредна, как ядовитая змея.
– Вы, скоты! – заорала она с порога. – Сколько раз я вам говорила, что не собираюсь больше терпеть вашего…
И тут мы набросились на нее. Она вечно придиралась, врала, плутовала на каждом шагу. И всегда норовила спереть что-нибудь у своих постояльцев. Если была уверена, что ее не застукают за этим делом. Мы спустили ее с лестницы и, отряхнув руки, покатились со смеху, как дворовые безобразники. Докатившись до самого низу, хозяйка опять принялась пронзительно вопить. Похоже, падение только прибавило ей новые силы.
Вдруг мне стало не смешно. Она не свернула себе шею, верно. Но могла. А ведь я даже не был пьян. Что это на меня нашло?
– Как я понял, собираешься выехать прямо сейчас? – спросил я Ворона.
– Да.
Юмор его тоже оставил. И он по-прежнему имел бледный вид.
– А как ты будешь выбираться из города? Посреди ночи?
– Наличные. Волшебное средство на все случаи жизни. – Он перекинул лямку мешка через плечо. – Ну, ты готов?
Сукин сын с самого начала знал, что никуда я не денусь.
– Эй, Лу! – едва заслышав звон монет в кармане Ворона, заорал часовой у ворот в сторону привратницкой. – Оторви свою задницу от лежанки! Новый клиент пожаловал.
Часовой, ухмыляясь, снова повернулся к нам.
– Днем Лу тоже вкалывает, на другой работе, – пояснил он. – Цыплят потрошит. Чертову прорву детей настругал. Любой другой научился бы сдерживаться после первой дюжины. Но только не Лу. – Он опять ухмыльнулся.
