– Безусловно, – мгновенно ответила Ольга. – Должна же я знать, в чем тут секрет! Или это, как шептались, что-то настолько позорное…
В глазах генерала сверкнула молния:
– И кто же изволил шептаться?
– Я уже и не помню, честное слово, – сказала Ольга насколько могла убедительнее. – Давным-давно, в раннем детстве были какие-то пересуды, но прошло столько времени… Право же, я не помню.
– Ну хорошо… – как человек, уже принявший решение, генерал теперь держался совершенно иначе – решительно и уверенно. – Не будем вспоминать старые сплетни. Однако… Ты уверена, что хочешь знать?
Ольга сказала чистейшую правду:
– Иногда мне кажется, что я ничего другого в жизни и не хотела сильнее.
И твердо выдержала его испытующий взгляд.
– Ну что же… – вздохнул генерал. – Признаюсь честно: я колебался еще и оттого, что никакой ясности внести не могу. А способен лишь добавить загадок.
– Как такое может быть?
– Вот представь себе, и может, Оленька, – слабо усмехнулся генерал. – О твоих родителях я, скажу сразу, не могу сообщить ничего плохого или позорного. Зато странного – хоть отбавляй. Собственно говоря, если рассуждать строго, в соответствии с логикой, нет никаких доказательств того, что твоими родителями были именно они…
– Вы говорите загадками, – тихо сказала Ольга.
Генерал улыбнулся еще более вымученно:
– Ну, а что прикажешь делать, если вся эта история – одна сплошная загадка? Будь ты обыкновенным подкидышем, которого нерадивая матушка подбросила к дверям богатого дома, все обстояло бы проще. Загадка оставалась бы, но крохотная, совершенно будничная, рядовая. А так…
Он замолчал. Ольга терпеливо ждала. Что-то привлекло ее внимание в окружающей обстановке, и она, не поворачивая головы, краешком глаза разглядывала то, что видела на стене, под самым потолком: там, пониже лепнины, идущей по периметру комнаты, колыхались (при полном и совершеннейшем безветрии в помещении, где неоткуда взяться сквозняку) черные, полупрозрачные клочья, смахивавшие то ли на обрывки грязных кружев, то ли на порванную паутину. Ольга ощутила неприятный укол в оба виска и тут же сообразила, в чем дело: эти загадочные образы, не видимые никому из обычных людей (уж это несомненно), свидетельствовали, что совсем недавно в ход были пущены некие черные умения. И виновных, похоже, не следует искать слишком далеко. Подозреваемые имеются в непосредственной близости и прекрасно ей известны по именам… Вот, значит, какой оборот принимают дела… На генерала давят уже не одними человеческими приемами… Что же делать – если вообще можно что-то сделать?!
– Это была самая обычная охота, – начал генерал, и Ольга мгновенно обратилась в слух, отвернувшись от причудливых черных фестонов, не представлявших сейчас никакой опасности. – На волка, в стороне Синявинских бочагов. Стояла поздняя осень, все проходило как обычно. Данила вырвался вперед с парой егерей, мы потеряли его из виду, помчались следом и… наткнулись на два мертвых тела на поляне, возле Синявинского дуба. Ты его наверняка хорошо знаешь…
Ольга кивнула: ну разумеется, одно из мест сбора во время всех трех охот, в которых она участвовала.
– Мужчина и женщина, – продолжал генерал. – Не стоило бы упоминать таких деталей, но куда же денешься… Все вокруг было в крови, а оба тела изуродованы так, словно дрались не с представителями человеческого рода, а с диким зверьем. Я военный, со мной были опытные охотники, так что все мы потом пришли к одному выводу: такие раны могли нанести только звери, которые должны были исчезнуть буквально за миг до нашего появления, – кровь выглядела совсем свежей. Данила уверял потом, будто и в самом деле видел целую стаю каких-то странных зверей, исчезнувших при его появлении так, будто они в воздухе растаяли, но я ему никогда не верил. Не верую я во всевозможную мистику. Однако это – загадка. Что это были за звери, так и осталось непонятным: ни шерсти, ни следов мы там не обнаружили…
– А ведь должны были остаться если не шерстинки, то уж по крайней мере следы… – задумчиво произнесла Ольга.
– Вот именно, – кивнул генерал. – Но я же говорю: вся эта история – одна сплошная загадка. От кого-то, несомненно, покойный ожесточенно защищался, он все еще сжимал в руке окровавленный меч…
– Меч?
– Именно что меч, – сказал генерал. – Совершенно средневекового вида. И ножны на поясе имелись. Одежда на мертвецах была изодрана в клочья, но все равно можно было определить, что она не похожа на обычную. А впрочем… Мы их особенно и не разглядывали, лишь убедились, что они мертвы. Потому что рядом оказалось кое-что, требующее внимания в первую очередь. Точнее, кое-кто…
Воцарилось долгое молчание, во время которого Ольга могла убедиться, что черные клочья полупрозрачного вонючего (но не в обыденном человеческом смысле) «тумана» по-прежнему болтаются под самым потолком. Потом, побледнев, она сказала:
– Я вас правильно поняла…
– Совершенно верно, – кивнул генерал. – Мы услышали детский плач… Под корнями дуба лежал младенец, в самом обыкновенном покрывале, синем, кажется, атласном. Оно и сейчас, быть может, пылится где-нибудь в дальнем чулане, но, уверяю тебя, в нем нет ничего странного или необыкновенного: обычнейший кусок синего атласа, такой можно встретить в любой лавке. Атлас был безукоризненно чистым, а младенец… а ты, как очень быстро выяснилось, – совершенно невредима.
– А дальше?
– Вот, собственно, и все, – сказал генерал. – Почти… Хотя странности на этом не кончились. Охота, разумеется, была сорвана – кто бы продолжал гнать волка после такого… Егеря рассыпались по окрестностям, но никаких невиданных зверей не обнаружили. Тебя увезли в имение. А мертвые тела исчезли, необъяснимо и таинственно. Я распорядился, вернувшись в Вязинки, послать за ними телегу: во-первых, мертвые, кто бы они ни были, заслуживают христианского погребения, во-вторых, речь безусловно шла о насильственной смерти в моих землях и требовалось незамедлительное полицейское расследование. Но посланные тел уже не нашли. Клялись и божились, что возле дуба ничего не было: ни мертвых тел, ни крови, ни каких бы то ни было предметов. Туда опять был послан Данила с егерями, но и они ничего не нашли. А полицейское расследование опять-таки ни к чему не привело: ни одна живая душа не видела в окрестностях никаких странно выглядевших чужаков и уж тем более непонятных зверей. Ну, а ты, как легко догадаться, никакой ясности в происшедшее внести не могла, поскольку полугодовалый примерно младенец на такое не способен… Осмотревшие тебя доктора разводили руками и заверяли, что перед ними – самый обыкновенный младенец примерно полугода от роду, без малейших увечий или признаков дурного обращения, в котором таинственного не больше, чем в сапоге или стуле. Вот и все почти. Мы так больше ничего нового и не узнали, постепенно об этом происшествии перестали болтать. Какой смысл, если имеешь дело с совершеннейшей загадкой? Шли годы, а в тебе так и не появилось ничего загадочного или отличавшего от обычных детей. Просто-напросто – неведомо откуда взявшийся младенец, и не более того. Даже это ничего странного в себе не таит, – генерал выдвинул ящик стола и положил перед Ольгой какую-то вещицу. – Его у тебя сняли с шеи, а теперь, сдается мне, самое время вернуть…
