— Ты же знаешь, — обратилась Аня ко мне, глядя на меня в упор, — интеллигенту невозможно вступить в партию просто так…
— Да уж, известное дело! Я, директор — беспартийный… Из-за этого с моим мнением почти не считаются в райкоме… Но я же не принимаю в партию, Аня.
— Я вообще-то, — продолжала говорить Аня, — закончила медицинское училище и университет по специализации психология. Мечтаю заняться наукой, работать во Дворце Здоровья. Но чтобы работать там, на серьезном месте, обязательно надо быть членом партии.
— Но я же не принимаю в партию, Аня, — возразил я еще раз.
— Не волнуйся, директор, я не сомневаюсь, что в партию ты не принимаешь. Речь идет о другом. Мне приходится существовать, а не жить полной духовной жизнью, третий год я уже на заводе, здесь, на бетонном — лаборанткой! Рабочих в партию принимают с меньшими лимитами. Через месяц заседание парткома: будет решаться и мой вопрос о переводе из кандидатов…
— Но я не влиятельный человек на заводе, Аня.
— То, что ты не влиятельный, я знаю… Но начинаю понимать, что ты еще вдобавок и нетерпеливый!
— Извини, слушаю дальше, — определился я.
— Все бы хорошо, — продолжала Аня, — но у меня есть, так сказать, партийное задание, сколотить художественную агитбригаду на заводе — тогда переведут в члены!
— Ну, хорошо, а чем я могу быть тебе полезен в этой ситуации?
— Как тебя зовут? — вот уж совсем неожиданно спросила меня Аня.
— Сережа, — ответил я с тем удивлением, что ведь до сего момента она, действительно, не знала моего имени…
— Сережа, — жалобно обратилась ко мне Аня, агитбригаду я уже сколотила, но у меня во время ее выступления согласно сценарию из парткома, рефреном демонстрируются кадры одного документального фильма, а наша киноустановка, передвижная…
— „Украина“, что ль? — спросил я, начиная понимать, в чем дело.
— Да, кажется, „Украина“, — ответила Аня. — Она поломалась. У тебя в кинотеатре — есть такая установка, мне подсказали в парткоме.
— Есть, — покровительственно подтвердил я.
— Выручи, Сережа. Мне нужна она будет только два раза: показать выступление представителям парткома и отстреляться на отраслевом смотре художественной самодеятельности.
— Хорошо, — обрадовался я. Представлялась возможность продолжить наше знакомство!.. И я протянул Ане чистый лист бумаги и ручку. — Вот, — предложил я, — напиши, куда и когда надо будет привезти установку.
Я провожал Аню. На ступеньках кинотеатра мы остановились.
— Вот что, Сережа, — вдохновилась она, — поскольку мы с тобой волею судьбы еще не раз встретимся, дам-ка я тебе почитать сборник рассказов. Они написаны одним очень близким мне человеком. Это вот, — она вытащила из своей сумочки книжицу небольшого формата в красном переплете и по-дала ее мне, — держи, они никогда не были официально опубликованы, всего лишь отпечатаны на пишущей машинке!
Я бегло пролистал ее.
— Спасибо, почитаю, — сказал я.
Мы попрощались. Девушка решительно спустилась по ступенькам кинотеатра и направилась через площадь к троллейбусной остановке.
Я следил за ней озадаченным взглядом и чувствовал себя снова неким загустевшим существом. Но обнаружил себя стоящим с книжкой под мышкой когда мимо меня по ступенькам поднималась с заплаканными глазами, причитая на ходу, уборщица Лидия Ивановна.
— О, Господи! Горе-то, Сергей Александрович, обратилась она ко мне. — А я вечером хотела „горько“ кричать, у Наталки… Кровоизлияние в мозг! В больнице теперь, бедненькая… Господи! Чем кончится-то все это? Помоги ей, Бог!.. Невестушка, а свадьбы не вышло…
В тот же день
В тот же день, в день, как я буду понимать позже, начала великого пути Посвящения, — в день беды на площади, стало по иному высвечиваться не только личное, но и мое общественное, служебное…
— Сергей Александрович! — окликнул меня в малом фойе киномеханик Палыч, — до каких пор это будет продолжаться?!
— Что случилось? — опешил я перед подобным тоном. Раньше Палыч никогда еще не позволял себе, по крайней мере со мной, так себя вести…
— Где ваш художник?! — прокричал требовательно Палыч и состроил мне мерзкую гримасу.
— Во-первых, Палыч, я не шестилетний мальчик и не надо на меня кричать. Во-вторых, зачем он, художник, вам вдруг так скоропалительно понадобился? И, в-третьих, это вовсе не мой художник, а художник нашего кинотеатра! — я немного разозлился на последней фразе, а Палыч этого словно ожидал, как добычу!
— Нашего, вашего, — вы директор, вы и отвечать будете!
— Перед кем и за что? — возмутился я.
— На завтрашний день, да будет вам известно — рекламы нет!
— Как нет?! — удивился я.
— Да вот так! Нет! Пойдемте со мной, сами убедитесь!
Мы вышли на площадь. И действительно, рекламные стенды были пусты. Щитов с рекламой на завтрашний кинофильм не оказалось и в мастерской художника. Не оказалось художника и дома, который стоял напротив кинотеатра: как выяснилось, он уехал на пару дней к родителям в деревню. Я был разъярен, но старался не очень-то показывать себя с этой стороны… Затравленный криками Палыча, я, словно зверек, поскорее юркнул в свой кабинет. Надо было срочно найти любого другого художника, но реклама должна была быть вывешена сегодня, ибо завтра будет невероятный скандал, и я его уже предчувствовал. Я обзвонил всех своих знакомых. И все-таки мне удалось за десять рублей, за свой счет, конечно же, договориться с одним знакомым моего знакомого. Последний приехал буквально через полчаса и тотчас приступил к написанию рекламы.
„Ну, погоди, — думал я о своем художнике. — Приедешь ты из деревни, я тебе устрою!..“
Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и постарался как можно спокойнее произнести:
— Алло…
— Алло, — отозвались в трубке, — это директор кинотеатра?
— Да, директор у телефона.
— Сергей Александрович! — в приказном тоне прозвучал голос какой-то женщины в трубке. — Вы творите у себя в кинотеатре, что хотите! Это — безобразие и произвол!
— Извините, — сдержанно сказал я, хотя внутри у меня уже снова все заклокотало и тоже хотелось орать в ответ, — а с кем я говорю? — совсем на пределе сдержанности спросил я.
— Это вам звонит главный бухгалтер кинопроката, — снова проорал в трубке женский голос.
— Не кричите, пожалуйста, — попросил я, — объясните, в чем дело?..
— Мне с вами больше некогда объясняться! Придете и все узнаете! — в трубке послышались отрывистые, короткие сигналы зуммера…
„Да, сумасшедший все-таки денек у меня сегодня“, подумал я.
