Я поднял глаза на государя-императора.
— Государь-император, разрешите спросить?
— Ты меня, меня спрашивай! — попытался заслонить августейшее лицо Сагадеев.
— Не надо, Николай, — мягко сказал государь-император. — Мы слушаем вас, Бастель.
Я покусал губу и решился.
— Государь-император, зачем вы здесь?
Обер-полицмейстер кхекнул, совсем уж побагровел, будто подавился кабинетным воздухом. Пристав раздул ноздри. Усы у обоих стали похожи на бивни. Два слона, один большой, другой маленький, в ярости от моего нахальства, могли усами и заколоть.
Это фигурально выражаясь.
— Объяснитесь, господин Кольваро, — попросил государь-император, придержав ладонью дернувшуюся щеку.
Я поднялся.
— Три убийства и одно покушение на убийство, мне кажется, еще не повод для визита в частный дом полиции Леверна самого государя. Тем более, инкогнито. Пусть даже фамилии убитых и выше некуда.
— Очень интересно.
Государь-император пристально посмотрел на меня. Что-то новое появилось в его тусклом взгляде. Интерес? Надежда?
— Господин Сагадеев отчитывается перед нами, как школяр перед преподавателем. Обер-полицмейстер — перед капитаном, его слугой и дядей. Не наоборот. Почему?
— Господин Кольваро! — не выдержал пристав.
— И видится мне, — продолжил я, пропустив возглас мимо ушей, — что во всем этом есть смысл, а не театр, только если государю-императору не на кого стало положиться.
— Ба-астель… — медленно, с укоризной протянул дядя.
Я сбросил его пальцы с предплечья и выпалил:
— Государь, когда на вас напали?
Дядя икнул.
Обер-полицмейстер шатнулся, словно кто-то его толкнул в плечо. Спланировали на пол из разжавшегося кулака бумаги. Мельком схватилось: мелкий, убористый шрифт, россыпь значков и подчеркиваний красным, пункты, подпункты.
Государь-император поймал зубами указательный палец.
Меньше всего сейчас он походил на повелителя и государя земель и людей, самодержца Брокбардского, Ганаванского, Лон-Марнского, Левернского, владетеля и устроителя Сибирского края и прочая, прочая. Еще меньше — на обладателя крови божьего помазанника. Не виделось, не чудилось. Обычный, оглушенный словами человек.
Открытие было неприятное.
Образ государя, до того ослепительно сиявший в моей душе, потускнел.
— Почти месяц назад, — вымолвил справившийся с собой Сагадеев, — штабс-капитан лейб-гвардии Синицкий пытался штурмом прорваться в аудиенц-зал. Был заколот в третьих дверях, когда до государя оставалось, в сущности, всего десять шагов.
— Штурмом?
Сагадеев развел руки.
— Тоже с пустой кровью?
— Да.
— Самое грустное, — сказал государь-император, вынув палец изо рта, — мы знали Синицкого. Он однажды нес нас на себе через ручей. Спину помним широкую… — Он помолчал и продолжил: — И если он вдруг стал нам врагом…
— Мы теперь в разъездах, — сказал Сагадеев, — приемы и экселенц-бал отменены, государь сказался больным ипохондрией, считается, что удалился в Тутарбино, в родовое имение. А мы с горсткой охраны то в Раушенбад, то под Рязань, то вот в Леверн. Невозможно кому-либо довериться. Хорошо, на дорогах не шалят. Галлопируем по империи…
Приподняв нижнюю губу, он выдохнул в усы.
— Огюм целую систему разработал, чтобы убийцы не знали, где именно находится государь. Поддельные экипажи, распоряжения в постоялые дворы, ложные слухи.
— Словно нас пять или шесть, — слабо улыбнулся государь-император. — Словно мы одновременно в разных местах.
— А встреча с нами, разве она не опасна? — спросил я.
— Опасна, — подтвердил обер-полицмейстер, — но вам в некоторой степени можно доверять.
— Потому что на нас тоже напали?
— Да. Именно.
— Бастель, — государь-император чуть склонил голову набок, — подойдите к нам.
Я приблизился.
Выплыл из-за августейшей спины пристав, левым плечом ко мне, пальцы правой руки наверняка уже на пистолете.
— Да, государь, — чтобы не быть застреленным, я остановился в маленьком шаге от стола.
Одобрение мелькнуло в глазах пристава. Но расслабиться он себе все равно не позволил. Даже чуть подвинулся ко мне, слегка заслоняя императора.
Может, подумал я, он и не пристав вовсе, а из моего ведомства. Усы, мундир — маскарад. И на кровь он всех нас уже проверил, причем сделал это настолько деликатно, что никто даже не учуял. Во всяком случае так поступил бы я сам.
Определенно, мой коллега.
Я вспомнил, как он проходил мимо нас, еще при блезанах, как посматривал, как покалывало, будто от сквознячка, спину, когда он открывал дверь.
Ай молодца!
— Бастель, — молвил государь-император, выкатив на меня глаза цвета хмурого осеннего неба, — мы желаем поручить вам расследование этого дела. Мы наслышаны, что вы отличный нитевод. Храбрый, умный офицер. Знаем про ассамейского бека Гиль-Деттара.
— Государь, — я прижал подбородок к груди, изучая взглядом носки своих сапог, — мне бы хотелось сначала найти своего отца.
— Поиски Аски Кольваро также будут являться частью вашего расследования.
— С завтрашнего утра, — подхватил Сагадеев, — я жду вас в этом доме. Я ознакомлю вас с подробностями предыдущих убийств. Потом жизненно важно, чтобы вы посмотрели Лобацкого. Это в морге при Старой больнице. Думаю, в имение вы сможете выехать уже послезавтра. Матушку вашу предупредим. И еще: нужен ли вам эскорт?
— Благодарю, нет.
— Что ж, — государь-император, мягко оттолкнувшись ладонями от столешницы, встал, — мы очень надеемся на вас, Бастель.
Словно сравнивая с самим собой, он на мгновение повернул голову к портрету на стене. Каноническое изображение, в черном с золотом парадном мундире, стоячий воротник, алая перевязь, фоном — алое гербовое дерево на серо-стальном, видимо, навело его на невеселые мысли. Мне показалось, он подумал, что в портрете очень мало правды.
— До свидания, господа!
Вздулись и опали занавеси в нише. Хлопнула дверь.
Вслед за государем-императором, кивнув на прощанье, поспешил Сагадеев. Пристав снова потянул из-за ворота ключ.
— Прошу, господа.
Он жестом пригласил нас на выход.
Я не знал, настоящий перед нами был император или все же его двойник, но страх, страх его был неподделен.
Мы вышли за ограду частного дома.
Майтус направился к мальчишкам, стайкой собравшимся на углу, чтобы поймали за копейку какой-нибудь шарабан.
Было уже за полдень.
Влево уходила аллейка пыльных тополей. За ней темнела конюшня. Еще дальше желтели доходные дома.
— Ты сейчас куда, Бастель? — спросил дядя, в шаг постукивая тростью по мостовой.
