Дроу напомнил себе, что Далия была мастером притворства и манипуляции. И, вероятнее всего, она манипулировала им даже сейчас. Но он всё равно не мог оторвать от неё глаз.
Она была одета в чёрную накидку ворона, отброшенную назад за плечи, белую блузку, глубоко расстёгнутую до верха чёрного жилета, который туго стягивал её гибкий торс. Короткая чёрная юбка со скошенным подолом открывала большую часть её стройных ног — ту, которую не скрывали высокие чёрные сапоги.
Она являла собой идеальное сочетание видимой невинности и многообещающей чувственности — иными словами, Далия была опасна. И он поступил бы правильно, если бы всегда помнил об этом, особенно после их приключений с Артемисом Энтрери.
Но Дриззт не смог бы облечь Далию в какой-либо связный мысленный образ. Ни сейчас, ни в какое другое время. Он наблюдал, как она вошла в лагерь, небрежно тыкая мёртвого гоблина Иглой Коза, всё ещё собранной в толстый посох четырёх футов в длину. Она казалась одновременно милой, сексуальной и порочной, словно хотела поцеловать его или убить, и как будто ей было наплевать, что именно случится. “Как такое возможно? Какое волшебство её окружало? Или это было только в его сознании?” — раздумывал Дриззт.
— Кто-то добрался сюда раньше нас, — сказала она.
— Выглядит именно так. Спасли нас от хлопот.
— Украли наше веселье, ты хотел сказать, — ответила Далия с кривой усмешкой. Она извлекла из-за пояса маленький нож.
— В Невервинтере за уши гоблина предлагают награду.
— Мы не убивали их.
— Едва ли это имеет значение, — она склонилась с ножом, но Дриззт шагнул вперёд, схватил её за руку и поднял, поставив перед собой.
— Они захотят узнать, кто или что это сделало, — заметил дроу. — Ашмадай? Патруль нетерезов?
На мгновение Далия задумалась над его словами, затем снова взглянула вниз.
— Ну, — сказала она, — я знаю, если и не точно кто, но что это сделало.
Она перевернула мёртвого гоблина, и Дриззт последовал за её взглядом. У перевёрнутого гоблина стала видна шея, показывая две колотые раны, как будто сделанные клыками.
— Вампир, — заметила Далия.
Дриззт уставился на рану, подыскивая другой ответ. “ Возможно, волк,” — сказал он себе, хотя знал, что это смешно. Волк не укусил бы жертву подобным образом, оставив горло нетронутыми. Просто Дриззту не хотелось принимать известие ещё об одном вампире. Ему с лихвой хватило встречи с одной такой тварью в недрах Гонтлгрима; более того, именно такое существо убило Бруенора и Тибблдорфа Пуэнта.
— Ты не можешь быть уверенной, — ответил Дриззт, и не только из-за отчаянной надежды, а потому что кое-что показалось ему неуместным.
Он сместился в сторону, где лежала разорванная палатка, обмотанная вокруг небольшой ветки.
— У меня есть некоторый опыт в этих вопросах, — сказала Далия. — Я знаю, как выглядят такие раны.
Действительно, Дриззт подозревал, что тот самый вампир Дор'кри, что напал на Бруенора при входе в шахту предтечи, был любовником Далии.
Дроу упорно старался не обращать внимания на воспоминания о Дор'кри. Он попытался стереть эти мысли видом прелестной эльфийки, гуляющей по лагерю, попытался похоронить их под чувством явного влечения, которое женщина вызвала в нём.
И когда это не сработало, он снова проникся всепоглощающим чувством отстранённости.
Дриззт вынул скимитар и с его помощью откинул в сторону порванную палатку, открывая других гоблинов, или, точнее, части гоблинов, разбросанные перед ним по земле. Он внимательно изучил это вопиющее зрелище: дыры с рваными краями на одежде и коже. Такие раны хорошо были известны Дриззту, много десятилетий путешествующему рядом с бойцом, способным их нанести.
— Берсерк, — прошептал он в замешательстве.
— Нет, — возразила Далия. — Я видела такие отметины клыков раньше… — Голос затих, стоило ей подойти к нему, так как, без сомнения, она заметила совсем другой способ резни в этой части разрушенного лагеря.
— Вампир, — настаивала она.
— Берсерк, — упирался Дриззт.
— Ты всегда должен спорить со мной? — она задала вопрос небрежно, но Дриззт распознал скрытые нотки праведного гнева.
Сколько раз эти острые грани прорезались в голосе Далии за последнее время?
— Только тогда, когда ты не права, — Дриззт послал ей обезоруживающую улыбку, и осознал, что, вероятно, это был первый безмятежный взгляд, которым он одарил Далию с тех пор, как они вышли из недр Гонтлгрима, или, точнее, как он увидел страстный поцелуй Далии и Артемиса Энтрери. — Я полагаю, тебе может показаться, что так бывает всегда, — поддразнил дроу, решив отринуть свой собственный негатив и ревность.
Далия задрала нос.
— Значит, в конце концов, ты закончил дуться? — спросила она.
На мгновение вопрос обескуражил Дриззта, потому что ему казалось, что именно Далия проецирует не него собственное скверное настроение. Или, скорее, Далия должна была признать, что это её надутые губы, или глубокая печаль, или шок, или любое возможное сочетание этих состояний необходимо прекратить.
Но вопрос задел Дриззта на гораздо более глубоком уровне, и, вероятно, глубже, чем намеревалась Далия. Дриззт не мог не признать правдивость её слов.
Для Дриззта Далия оставалась тем великим противоречием, способным тащить его эмоции в разные стороны по её желанию, похоже, так же легко, как она меняла причёску. Но с Энтрери… нет, с Энтрери её уловки не сработали бы. Потому что Артемис Энтрери понял её, или знал о ней нечто, что проникало сквозь разные причёски, чистую или татуированную кожу, соблазнительную или скромную одежду. Возможно, перед Дриззтом она обнажалась физически, но для Энтрери Далия была обнажена эмоционально, раздета до сердцевины того горя, что преследовало её.
Оно только мельком явилось Дриззту в виде увечного и кривого молодого колдуна тифлинга и реакции Далии на это создание, Эффрона.
— А как насчёт тебя? — ответил Дриззт вопросом на вопрос. — Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули Гонтлгрим, а ты почти не разговаривала.
— Возможно, мне нечего рассказывать, — Далия так сжала челюсти, будто боялась, что могла о чём-то проговориться, потеряв хоть крошечную долю самообладания. — У меня есть уши, — сказала она и пошла прочь.
Он вышел вслед за ней из лагеря и снова направился в лес, двигаясь медленно и низко согнувшись, разглядывая сломанные стебли и следы ног. Эльфийка шла долго, пока, наконец, не решила отдохнуть на солнечной поляне, где единственный, наполовину врытый камень, давал возможность удобно присесть.
