— Я хочу увидеть царство древних богов.
Подойдя к источнику, Видящая протянула худую руку и опустила ее на лоб Кари.
— То, что тебе нужно знать, ты уже знаешь.
— Я знаю слишком мало.
— Нет того, что ты должна была бы знать, но не знаешь.
Кари стало беспокойно на душе.
— Что нас ждет? Каков наш путь?
Видящая хрипло рассмеялась. Ее зловонное дыхание отравляло воздух.
— Боги не думают о том, что случится. Они уже давно об этом не думают. Они горящими глазами смотрят на то, что было, в тщеславии своем пытаясь прорвать ткань, из которой соткан мир.
Хотя источник был очень горячим, по спине королевы заструился холодный пот. Она еще никогда не слышала, чтобы Видящая так говорила.
Так мрачно. Так неопределенно. Так… словно все кончено.
Бруния обрадовалась, когда гроза наконец прекратилась. Будучи дочерью лесов и гор, она неуютно чувствовала себя на море. Бруния была довольна тем, что отец предоставил в ее распоряжение быстрый корабль, чтобы она поскорее добралась с континента в Исландию. Королю Эдельриду казалось, что его дочери будет безопаснее при дворе Исландии, ведь там уже почти сто лет царил мир, что пошло на пользу всем остальным королевствам. Но империя римлян пала, а с севера и востока двигались дикие народы. Беспокойные времена вновь вернулись. Основной силой сейчас были франки, на юге вестготы сражались с маврами, и те принесли с собой новую языческую веру. Власть христианской церкви на земле была сосредоточена в Константинополе, но некоторые советники короля сомневались в том, что город сможет долго держать оборону против нападений арабов.
Бруния знала обо всем этом. Сперва втайне, а затем с позволения отца она изучала историю, политику и философию. Эдельрид пригласил умнейших людей континента для того, чтобы они обучали его дочь. Принцесса говорила на четырех языках и множестве диалектов, бегло читала древние манускрипты, могла готовить целебные мази и мастерски владела мечом.
Собственно говоря, мысль о том, чтобы провести несколько месяцев в скучной Исландии, не должна была приводить ее в восторг. Там не было книг, разговоры за столом казались весьма ограниченными, а культура исландцев оставляла желать лучшего. Чтобы заставить себя питаться тамошней кухней, Брунии пришлось взять с собой целую шкатулку самых утонченных специй.
И все же Бруния радовалась. С Исландией у нее были связаны воспоминания о детстве, о свободе, о странных обычаях и веселых играх в прятки в темных коридорах замка. Несмотря на кажущуюся скуку, Исландия всегда была связана для принцессы с приключениями.
А еще с Зигфинном.
Они были одногодками, и, хотя Зигфинн всегда казался младше, души их были одинаковыми. Они никогда ничего не утаивали друг от друга, и никому не удалось бы поссорить их. Эти двое были скорее не кузеном и кузиной, а братом и сестрой, левой и правой рукой одного тела. Сколь часто они клялись друг другу провести вместе вечность! Для Брунии Зигфинн был Исландией, и Исландия была прекрасна.
— Сколько нам еще плыть? — спросила она капитана корабля.
— Целый день, — ответил лангобард.
Бруния плотнее закуталась в двойную шаль. Может быть, в этот раз все будет… иначе?
— Еще один день, — прошептала девушка.
И она увидит Исландию. Увидит Зигфинна.
Корабль принца вошел в небольшой порт перед цитаделью, и Боран кивнул своему господину.
— Вам следует сообщить родителям, что вы вернулись живым.
Зигфинн, опираясь на своего слугу, морщился при каждом шаге.
— Ни в коем случае! Я выгляжу так, будто один вступил в бой с целым войском франков. Отведи меня к целителю Эйнару. Пускай он поможет мне своими травяными мазями, и, лишь надев новую куртку, я предстану перед отцом.
Принц не мог бы назвать ни единой части своего тела, которая не болела бы, и такую боль не уменьшить вином. Это расстраивало его, ведь он уже радовался приезду Брунии и их путешествию по королевству. Зигфинну даже думать не хотелось о мучениях, которые может доставить ему верховая езда.
Эйнар как раз закончил вправлять плечо какому-то крестьянину, когда придворные привели принца. Отослав своего пациента, целитель занялся Зигфинном. Эйнар был уже старым, он лечил еще дедушку Зигфинна, вправляя тому конечности, ставя шины от переломов и зашивая раны, но в его руках по-прежнему сохранялась сила. Зигфинн жестом приказал слугам оставить его с целителем наедине и уселся на лавку, собираясь снять остатки своей когда-то роскошной одежды. Эйнар поспешно принялся ему помогать.
— Мой принц, вы что, вступили в бой со стадом дрыков? Или просто бросились им под копыта?
Зигфинн попытался рассмеяться, но тут же закашлялся кровью.
— Мы всего лишь ходили на рыбалку, не более того.
С каким-то детским любопытством Эйнар надавил на сломанные ребра принца, и тот скорчился от боли.
— Какая же рыба нанесла вам такие ранения, будто вы обворовали ее в таверне?
— Мой добрый Эйнар, пусть тебя это не беспокоит. Сейчас тебя должно волновать только мое будущее, а не прошлое. Что было, то было.
— Время, — пробормотал Эйнар, открывая каменную емкость с отвратительно вонявшей зеленой мазью. — Прошлое нерушимо и цельно, как кусок железа, будущее непроглядно, словно туман, настоящее же, как молния, вспыхнет и пройдет.
Зигфинну не хотелось говорить об этом. Ему нужно было отвлечься от боли, но сейчас он думал лишь о словах рыбы. Каким-то образом они перекликались со словами целителя. Как же может не быть того, что уже было?
Пребывая повсюду, нибелунги видели, что произошло с Зигфинном, но, находясь вне своего леса, они не обладали властью и могли лишь кричать и проклинать судьбу за то, что сеть порвалась, принц освободился и не истек кровью, которая утолила бы их жажду. Нибелунги танцевали вокруг него на волнах и, невидимые, нашептывали ему: «Сдайсссся… оссстанъся в моооре…» Разбушевавшиеся воды были их союзником, их надеждой на жертвоприношение.
А потом эта рыба заговорила.
Эта… рыба.
Но разве рыбы говорят? В Рейне нибелунги такого не видели, да и в Дунае тоже. Такого не было ни в морях, ни в озерах. Чудеса какие-то. Поддельное волшебство, созданное для того, чтобы помешать нибелунгам. Но кто же наслал эти чары? Кто мог знать, что они собирались воплотить в жизнь то, что готовили уже много лет?
Нибелунги искусно плели интриги подобно тому, как плетут кружева, трудились над своим планом много поколений, создавая союзы, проводя тайные переговоры, упражняясь в дипломатии. Их жажда мести была столь же огромна, как и раньше, а может быть, и больше. Нибелунги не могли забыть и не хотели прощать. Позор из-за Зигфрида, позор из-за его сына, проклятая власть в цветущих землях.
