Торстен, отдавая должное силе легионов, никогда не имел особого желания сражаться в строю: как и поколения его предков, отчаянных рубак нордов, он предпочитал одиночные схватки, где все зависело от собственной силы и умения, а не от хорошей строевой подготовки и железой дисциплины.
Третьей же составляющей пехотного легиона служили лучники и арбалетчики, в чьих рядах оказаться он не хотел и подавно. Шансов попасть в кавалерию Торстен имел мало, ведь у него отсутствовали навыки конного боя, а служить там считалось куда почетнее, соответственно, и отбор был строже. Поэтому смешанная пехота была едва ли не лучшим из возможных вариантов.
Несмотря на то, что основную силу пехотных частей составляли именно легионы, о воинах, обученных одиночному бою вне строя, в империи также не забывали. Работа для них находилась всегда: от охраны крепостей и патрулирования неспокойных трактов до стремительных ночных атак на вражеские укрепления, разведки и рейдов по вражеским тылам. Смешанной пехотой эти отряды называли за обширный круг задач, умение сражаться вне строя и то, что каждый в их рядах должен был освоить оружие и ближнего, и дальнего боя.
— Давай, топай направо к интенданту, он тебе справит что надо — от исподнего до доспеха, — прервал размышления Торстена сиплый голос однорукого ветерана. — А потом двигай на другой конец лагеря, аккурат там и есть учебная полутысяча мешанины[6].
* * *
Кель в последний раз всадил разбитые костяшки кулаков в набитый песком мешок и с облегчением отошел в сторону, уступая место следующему из их десятка. Солнце жгло нещадно, и пот стекал по его жилистому телу, словно он только что вылез из воды. Но манящая прохладой тень ему не светила. Мастер Игрит чертовски любил, как он сам выражался, «дать рекрутам прочувствовать на собственной шкуре, что жизнь солдата — это самый что ни на есть настоящий мед, вот только его малехо многовато. Поэтому ноздри едва торчат, а в любой момент может пойти волна…». Октат[7] Ливий с ним был полностью согласен, только вот вместо меда ему виделось куда менее приятное, но зато более пахучее вещество. Поэтому он всегда добавлял, что таким беременным каракатицам, по недоразумению Великих Сил пачкающим своим присутствием окружающий мир, утонуть в нем уж точно не грозит, но нахлебаться рекруты просто обязаны.
Однако привычный ритм изматывающей тренировки по кулачному бою неожиданно был нарушен появлением какого-то верзилы, с виду норда. Новичок даже не догадался переодеться в выданную ему привычную одежду легионера (естественно, довольно поношенную), а значит, сейчас его наряд ждет серьезное испытание.
Кель довольно ухмыльнулся. Норд был одет добротно и даже щегольски — он явно был не из бедной семьи и наверняка рос окруженный заботой и любовью. Кель родителей никогда не знал и провел детство в городских трущобах, отстаивая свое право на жизнь в отчаянных схватках с другими оборванцами.
Такие, как этот норд, нежились в объятиях матерей, ходили в школу и играли с другими счастливыми бездельниками. А он замерзал, дрался за убитых крыс, в отчаянии прятался и от городской стражи, и от бандитов, которым пригодился бы еще один покалеченный (за этим бы дело не стало) малолетний попрошайка. Кель не слыхал ни одного доброго слова, даже имя ему дал бродяга, к которому он случайно прибился. Этот горький пьяница пытался научить мальчугана воровать, но не преуспел в этом, а вскоре сам был застрелен редким в их районе патрулем, стражники в котором поспорили, кто первый попадет из арбалета в страхе забившуюся в угол и закутанную в тряпки фигуру…
Но он не сломался. Великий круг наделил его звериной жаждой жизни, и Кель упорно прогрызал себе путь во враждебном мире. Он не пошел по проторенной тропе для таких же выходцев из городских трущоб — не попытался прибиться к какой-нибудь из городских банд, не отправился разбойничать на дорогах, не стал щипачом или домушником. Талантов к воровству он в себе не чувствовал, а быть шестеркой или тупым быком на подхвате не собирался из чувства самосохранения: смертность в их рядах была изрядной, да и мало кого Кель ненавидел столь же сильно, насмотревшись и натерпевшись от этих отбросов в трущобах.
Самым счастливым временем в его жизни были месяцы, когда он побирался вместе с бродягой, который когда-то был вполне успешным ученым. О причинах нынешнего своего жалкого существования тот никогда не распространялся, но зато научил Келя правильной речи, чтению и даже азам письма. Неизвестно, как бы повернулась судьба смышленого мальчишки-бродяги, не умри этот единственный добрый человек, встреченный им в жизни, от лихорадки. Но теперь он четко понимал: для него была только одна дорога — в императорские легионы. И вот Кель уже две недели находился в учебном лагере.
Октат, между тем, неспешно оглядывал пополнение:
— Как твое имя, мясо?
— Торстен, — с некоторой заминкой ответил рекрут, явно не сразу поняв, что «мясо» — это он. Кель опять ухмыльнулся. Что же, этого домашнего мальчика ждет еще немало сюрпризов и открытий. Стезя имперского солдата не для слабаков и маменькиных сыночков.
— Ну что же, мясо. Теперь ты рекрут четвертого тавта третьей учебной сотни смешанной пехоты лагеря Термот. Я октат Ливий. На ближайший год ты мой, и я сделаю из тебя приличного бойца. Если выживешь после первого боя, будешь вспоминать меня с благодарностью. Кидай вещи, посмотрим, что ты из себя представляешь. Мастер Игрит тут как раз работе без оружия учит, вот и покажешь, на что способен. Кель, поработай с ним.
Торстен аккуратно сложил выданное ему снаряжение и вышел в центр образованного тавтом круга. Кель, также не спеша, вразвалочку, приблизился к нему. На его лице застыла широкая улыбка, которая, впрочем, все больше начинала напоминать оскал.
Ну, давай, маменькин сынок, покажи, чему ты научился в своей сытой и спокойной жизни за спинами родителей. Сапожки на тебе расшитые, волосы пострижены красиво, а вот приходилось ли тебе драться не за соседскую девушку, а за собственную жизнь?
Не став дожидаться действий норда, Кель стремительно атаковал. Ложный удар справа, сильнейший в челюсть с левой руки, и тут же пинок сапогом в колено. Торстен, однако, не сплоховал — ловко заблокировал кулак жилистого рекрута, успел убрать ногу и нанес ответную серию ударов такой силы, что, пройди хоть один из них чисто, схватка тут же закончилась бы. Остальные бойцы тавта разразились азартными воплями.
Два рекрута кружились, осыпая друг друга ударами. Несмотря на внушительные габариты, Торстен ненамного уступал в скорости жилистому противнику и вскоре сумел зацепить его всерьез. Кель отлетел и растянулся на утрамбованном сотнями ног песке, лицо его начинала заливать кровь из разбитого носа. Даже не пытаясь утереть ее, он приподнял голову, ловя взгляд норда.
