Ее нет!!! Она мертва! Вместе с ней умирает огонек в душе Немо. Кроме злобы уже ничто не живет в нем. Любовь, это теплое чувство смогло растопить ледник в сердце юноши, а теперь новыми глыбами там нарастали обиды на все сущее.
Целители, как коршуны, налетели на мертвое тело Анадель, пытаясь забрать ее и придать, как и всех умерших, быстрому погребальному огню.
— Пошли вон стервятники! — взбесился Немо. — Она никогда! Вы слышите никогда не будет гореть в братском погребальном пламене. — северянин нервно нащупал эфес своего меча, еще одно движения кого-нибудь из целителей, и его голова слетит с плеч. — Стоять на месте! Предупреждаю в последний раз!
Два целителя стояли в замешательстве, не в силах сделать и шага в сторону сумасшедшего Немо. Служители переглянулись и разошлись по сторонам, оставив северянина и тело его возлюбленной в покое.
— Я сам придам ее огню. Там, где нам было радостно вместе, там, где я впервые познал любовь, — шептал над телом возлюбленной Немо, слезы нескончаемым потоком катились к полу, руки предательски дрожали, сердце сжалось в болезненный комок, отягощала грудь мертвым грузом.
— Мы поможем, — тихо отозвался Гефест.
Немо взял девушку на руки и понес ее в сторону ворот. За ним, как верные смотрители побрели Гефест и Малах. Никто и не подумал о том, чтобы седлать лошадей. Жуткой процессией они пешком шли к выходу из города.
Степь была на удивление спокойной. Ни малейшего дуновения ветра, спокойная и умиротворенная тишь. Казалось, что вся природа скорбит, рыдает и плачет вместе с Немо.
Северянин стоял с каменным, словно у древней статуи, лицом, на нем было нельзя различить ничего, ни грусти, ни радости, ни скорби. Страшная и ужасающая маска была накинута на бледное лицо Немо, на котором отражались языки пламени. Перед лицом северянина полыхал огонь, в котором лежало тело его возлюбленной. Анадель находила свой покой в страшном огненно-рыжем пламени погребального костра. Гефест и Малах стояли поодаль, не мешая и не нагоняя своим присутствием грусть на Немо, все, что могли сейчас сделать друзья — это не лезть со своими соболезнованиями и утешениями.
Огонь уже догорал, от Анадель остался лишь пепел, который будет все время напоминать северянину о самой девушке. Немо бережно собрал прах своей возлюбленной в небольшую деревянную шкатулку. И плотно запечатал замком, который сделал самолично в кузнеце Гефеста, этот замок сможет открыть только он сам и никто больше.
Немо недолго постоял, осматривая шкатулку, будто проверяя свою работу на прочность и изысканность резьбы. Встряхнул головой и быстро поспешил в город, в степи больше нечего было делать, впрочем, как и в Нимфеи, но находиться перед остатками Костра, Немо просто не мог. У него уже вторично выступали слезы, сдерживать их он не мог, не хотел, не знал: как? Он оплакивал самое дорогое, что было в его жизни. Теперь душа пуста, в ней нет ни тепла, ни холода, ни любви, радости, лишь вечная боль и ненависть вновь ожила в сердце.
Гефест и Малах брели сзади, неловкое молчания заходило в душу черным призраком, застывало тяжелым грузом в груди, обволакивало сердце.
В голову лезли мрачные мыли.
Что делать дальше? Жить прежней жизнью? Работать в кузне, ездить на Восточные торги, и каждые четыре года учувствовать в турнире? Каким все это теперь кажется глупым, для чего все это? Чтобы жить? А для чего тогда жить? Видеть и чувствовать боль утрат? Горечь потерь? Жизнь теперь приносит только страдания, только боль, для чего же тогда жить дальше?…
Но Немо обещал Анадель жить дальше, и он исполнит свое обещание…
Три спутника прошли городские ворота, Гефест и Немо пошли в сторону дома, Малах — в палаточный городок ухаживать а больными, всячески успокаивать их боль и страдания, ускорять приход беспробудного сна.
Над городом опустился ночной мрак, улицы погрязли во мгле ночи, над головой плотной пеленой стали грозовые тучи, миллионы маленьких капель зависли в темных облаках, готовые в любой момент сорваться вниз и окатить город водяным градом.
Немо и Гефест подходили к дому, когда в один миг с неба сорвалась капель, в одно мгновение покрывая мокрой пленкой все вокруг.
Отчий дом не согрел, не вселял радость и уверенность. Мой дом — моя крепость… без нее дом — даже не мой…
Немо не выходил из своей комнаты, он все смотрел и смотрел, как Нимфею окутывает непроглядной пеленой низвергшиеся с неба капли дождя, слушал монотонный перестук по крыше, и думал о своей любимой, держа перед собой заветную шкатулку, которая хранит ее прах.
Анадель больше нет, но есть воспоминания о ней, воспоминания полные прекрасных и чудесных моментов.
Девушки больше нет, но есть обидчики по вине которых она умерла. И теперь кто-то сполна ответит за смерть Анадель. Месть близка. Немо не забывает обид, и его обиды со временем не становятся меньше, а только разгораются все с большей и большей силой. Обидчик умрет, и умрет в страшных муках! Он ответит за гибель единственного луча света в темной жизни Немо!
Глава III. Городские Сборы и Тайный Совет
14 Декабря 1484, Нимфея
Северная граница Южной Короны
После победоносного возвращения Немо в Нимфею прошел уже долгий и трудный месяц. Нимфея медленно выходила из болезненной спячки, постепенно в городе жизнь входила в прежнее русло, но это происходило очень вяло, как бы нехотя. Люди в страхе выходили на улицы, все же боясь заражения, но последние частички болезни уже ушли без следа. Напоминала о страшной лихорадке только закопченная вечным погребальным огнем центральная площадь, и одинокие палатки в южном конце города. Все зараженные погибли, в живых остался только, чудом избавившийся от болезни, торговец Гвилдор. Лихорадка только частично задела его, еще не успела распространиться по телу и поэтому ему повезло, Малаху посчастливилось его спасти. Остальным повезло меньше, болезнь успела укорениться в зараженных, пропитала их организм своими ядами, ни Блаженный свет, ни старания Малаха не спасли людей от гибели.
Из болезненного оцепенения Нимфея выходила очень медленно, но все чаще на улицах слышались голоса зазывал, громкие крики торговцев, все чаще можно было увидеть торгующихся клиентов. Кипела работа и в другом, намного более противном деле: не все попрятавшиеся по домам во время лихорадки горожане спасли себя, многие из них нашли свой конец в своих домах. Теперь стража обыскивала каждый дом, все чаще и чаще находя изуродованные тела умерших. На центральной площади погребальных костров больше не жгли, но горожане не охотно ходили туда. При виде погрязших в саже стен домов, плотным кругом оградивших площадь, становилось на душе моторошно и тошно, ноги сами уносили с этого проклятого места.
