Население города уменьшилось почти вдвое, но воинов наместника странная болезнь почти не задела, из его гвардии умерло не больше десятка человек.
Немо встречался с Фарнлесом после гибели Анадель. Северянин расспрашивал, чьих рук дело может быть эта лихорадка? Вызнавал подробности. Но наместник и сам отдал бы немало за такую информацию. Посланные наместником отряды разведки недавно вернулись, они принесли с собой явно недобрые вести, потому что Фарнлес трубил по всем улицам весть о внеочередном совете. Теперь совет перенесли с центральной улицы на Марийскую, вблизи цитадели наместника.
День сборов был назначен на середину декабря, день сборов уже настал…
Немо сидел перед окном в своей комнате, как в первый день после смерти Анадель. Он держал в руках деревянную шкатулку, в которой хранился прах девушки. Смотрел в окно. На улицах уже хозяйничала зима, осень быстро покидала южный город. Все чаще и чаще стал тревожить пронзающий все и вся ветер, все чаще и чаще с неба моросил холодный дождик. Пока небольшой, но придет время и он станет не чем не слабее того, который застали Немо и его спутники возвращаюсь домой из Восточного Ханства. Ливней может и не быть, если ветер принесет холодный и промозглый воздух с Келебреттских вершин. Тогда дождь превратится в крупный снег, который окутает белой пеленой весь город, всю степь.
Немо смотрел в окно, видел, как восстанавливается в городе жизнь, но это его не волновало. Северянин не мог думать ни о чем, кроме мести, ни о ком, кроме Анадель. Девушка не могла умереть в пустую, ее смерть не может быть безнаказанной, лихорадка — это дело чьих-то рук и Немо узнает чьих во чтобы то ни стало!
Но это будет потом, не сейчас…
Сейчас северянин должен идти на Марийскую площадь, где он, наконец, сможет узнать кто виновник во всех бед. Это смогут сказать запоздавшие разведчики наместника, которые так далеко зашли, что от них уже почти два месяца не было никаких вестей.
Немо неторопливо собрался и пошел на площадь. После возвращения северянин пытался не забывать одевать на себя доспехи, хоть у воинов наместника и было просто замешательство от странной болезни, но Немо не хотел, снова оказаться на прицеле без доспехов с одним мечом в руке, как когда-то у ворот Нимфеи долгий, очень долгий месяц назад.
Неженатый вдовец неторопливо брел по улице, облаченный в снежно-белые блистательные латы. К левому боку его бахтерца намертво приторочена шкатулка с прахом Анадель. Северянин никогда не расставался с резным вместилищем останков возлюбленной, даже на недолгие прогулки по городу он всегда брал его с собой.
Немо шел по городским улицам, его тело шагало по мощеной дороге, а душа уплыла в потайные закоулки памяти, сознание возвращало Немо в те прекрасные дни, когда Анадель была жива, и он вместе с ней гуляли по чистой летней степи. Но эти времена уже прошли, прошли без следа.
Немо всего лишь неторопливо шел, чтобы узнать: кому мстить? Это не вернет Анадель, не вернет счастье и смысл в жизни. Не позволит насладиться сладостными ласками и тихим шепотом, нежными объятиями и воркующим взглядом. Ничего этого не вернуть…
Но он будет мстить. Будет мстить тому, кто отнял счастливые минуты, кто поставил исполинский крест на цветущем и веселом образе Анадель. Он будет мстить! И свершит месть любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. Теперь на плечах Немо стало две мести, одна за Анадель, другая — за родителей. Но первая месть пока важнее, не потому, что северянин любил своих родителей меньше, просто найти последнего обидчика по свежим следам куда проще, чем начинать поиски заново.
Над городом нависло тусклое солнце. Его холодные зимние лучи блекло освещали площадь, на которой собралось уйма народу. Люди пришли на сборы, пришел почти каждый. Гефест всего несколько месяцев назад, мог сказать, что люди не собрались, только начинали тянуться к месту собрания, но времена изменились и их изменения были беспощадны. Половина горожан теперь погибла, а прах умерших развеяли по ветру.
Для Немо толпа, в которую он клином вбился, чтобы пробраться в первый ряд, не значило ничего. Он несколькими движениями нервно растолкал собравшийся вокруг него люд, и проложил себе путь в самый первый ряд. На это люди отвечали неодобрительными возгласами, грязной бранью, но северянин не обращал на них никакого внимания. "Пусть кричат, а ведь если б не я — подохли бы в своих домах, как жалкие крысы!" — оправдывал свои действия перед самим собой Немо. Люди недовольно отходили в стороны, покрывая уходившего вперед и скрывавшегося в непробиваемой толще людей северянина отборной бранью. Но дело было сделано. Немо в первом ряду. Он опоздал на сборы, точнее, Немо и не собирался торчать здесь весь день, поэтому решил немного задержаться.
Наместник уже стоял на своем месте, вокруг него ощетинившимся сталью полукругом стали его верные телохранители. Ближе всех к Фарнлесу стал давно знакомый Норгим. Начальник охраны наместника легким движением положил руку на эфес, в любую минуту готовый дать отпор разъярившейся толпе, а ведь горожане теперь и были такой толпой, еще бы! Высиживать в домах, как странная наседка, три недели, боятся даже высунуть нос за пределы четырех стен своего дома, затем наедятся на то, что болезнь обойдет твой дом стороной, голод и страх, боязнь, что именно это кусок пищи, которую удалось раздобыть окажется зараженным, что именно он убьет тебя, он или голод. Все это оставило тяжелый след в памяти любого горожанина. Теперь толпа была просто не контролируема. Совет еще не успел толком начаться, а люди уже кричали, обвиняя во всех смертных грехах друг друга, каждого, всех! Для людей не было интересно, что и как вызвало болезнь, они решили, что виновный есть, и его надо наказать, но кто может быть виновен в болезни? Это никого не волновало. Толпа чем-то напоминала самого Немо, северянин сам был готов колоть и убивать всех и вся, если ему только кто-нибудь скажет, что в смерти Анадель виновен он.
Сборы уже начались, какой-то незнакомый Немо человек в обмундировании наместнической армии стоял в большом кругу, окрест человеческого моря. Толпа орала, словно мириады мечей вонзились ей в плоть. За криками толпы не было слышно ни слова, которые пытался говорить воин, все его попытки перекричать, все попытки возвысить свой голос над толпой были тщетны. Слова неизвестного тонули в шуме и гаме толпы.
Наместник встал, повелевающе поднял руку, давая приказ к молчанию и повиновению, но на толпу это не произвело никакого впечатления. Люди по-прежнему изо всех глоток орали, в тщетном желании доказать своему соседу свою правоту.
