Он подумал о женщине, нависшей над ним в постели, при свете одного лишь очага.
— Во многих смыслах, — прибавила девушка, словно читая его мысли.
— Она не обладает силой, у нее нет сейта?
— Я этого не говорила. Хотя думаю — нет.
— Нет никакого колдовства? Ничего, что может сделать человека невидимым?
Она снова рассмеялась.
— Если один метатель копья не сумеет попасть в цель, ты решишь, что копья бесполезны? — Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение ее лица. Он кое-что понял.
— Ты ее ненавидишь, — сказал Берн. — Поэтому ты здесь. Потому что… потому что она дала змею укусить тебя!
Он видел, что она удивлена, впервые колеблется.
— Я ее не люблю, — согласилась она. — Но я не пришла бы сюда из-за этого.
— Тогда из-за чего? — спросил Берн почти с отчаянием.
Снова пауза. Теперь ему хотелось, чтобы было светло. Он все еще не видел ее лица. Она сказала:
— Мы родственники, Берн Торкельсон. Я пришла сюда из-за этого.
— Что? — Он был ошеломлен.
— Твоя сестра замужем за моим братом, на материке.
— Сив замужем за?..
— Нет, Атира замужем за моим братом Гевином.
Он вдруг рассердился, сам не зная, почему.
— Это не делает нас родственниками, женщина.
Даже в темноте он увидел, что обидел ее.
Конь снова пошевелился и легонько заржал, ему надоело стоять.
Женщина сказала:
— Мой дом далеко. Твоя семья — самые близкие мне люди на этом острове. Прости мою самонадеянность.
Его семья лишилась земли, отец сослан. Он стал рабом, и ему предстоит спать в сарае на соломе еще два года.
— При чем тут самонадеянность? — грубо спросил Берн. — Я вовсе не это имел в виду. — Он и сам не знал, что имел в виду.
Повисло молчание. Он усиленно думал.
— Тебя отдали в ученицы к вёльве? Сказали, что у тебя дар?
Капюшон качнулся сверху вниз.
— Любопытно, как часто у незамужних младших дочерей обнаруживается дар, правда?
— Почему я никогда о тебе не слышал?
— Нам не полагается поддерживать отношения с другими людьми, чтобы быть более независимыми. Вот почему сюда привозят девушек из дальних деревень. Все ясновидящие это делают. Но я разговаривала с твоей матерью.
— Неужели? Что? Почему…
Снова она пожала плечами.
— Фригга — женщина. Атира велела мне кое-что ей передать.
— У вас у всех есть свои хитрости, да? — Берн внезапно почувствовал обиду.
— Неужели мечи и топоры намного лучше? — резко спросила она. Она снова смотрела на него в упор, хотя он понимал, что темнота скрывает и его лицо тоже. — Мы все пытаемся построить свою жизнь, Берн Торкельсон. И мужчины. И женщины. Иначе почему ты сейчас находишься здесь?
Его снова захлестнула горечь.
— Потому что мой отец — глупец, который убилчеловека.
— А что такое его сын?
— Глупец, который умрет раньше, чем взойдет следующая луна. Хорошенький способ построить жизнь. Полезный у тебя родственник.
Она ничего не сказала, отвела взгляд. Он снова услышал ржание коня. Почувствовал ветер, перемену в ветре, словно ночь действительно повернула и двинулась теперь к рассвету.
— Змей, — неловко произнес он. — Он…
— Я не отравлена. Только больно.
— Ты… прошла долгий путь до этого места.
— Одна из нас караулит всю ночь снаружи. Мы дежурим по очереди, младшие. Люди приходят в темноте. Вот так я увидела тебя на коне и сказала ей.
— Нет, я хотел сказать — сейчас. Чтобы меня предостеречь.
— А! — Она помолчала. — Значит, ты мне веришь?
В первый раз прозвучала нотка сомнения, печаль.
Она предавала ради него вёльву. Он криво усмехнулся.
— Ты смотришь прямо на меня, как ты сама сказала. Не может быть, чтобы меня было так уж сложно увидеть. Даже упившийся в стельку дружинник, свалившийся со своего коня, заметит меня, когда взойдет солнце. Да, я тебе верю.
Она выдохнула воздух.
— Что они с тобой сделают? — спросил он. Эта мысль только что пришла ему в голову.
— Если обнаружат, что я была здесь? Я не хочу об этом думать. — Она помолчала. — Спасибо, что спросил.
Ему вдруг стало стыдно. Он прочистил горло.
— Если я не поеду назад в деревню, они не узнают, что ты… предупредила меня?
Снова раздался ее смех, неожиданный, быстрый и веселый.
— Они, возможно, решат, что ты оказался умным сам по себе.
Он тоже рассмеялся. Не сумел сдержаться. Понимал, что это может выглядеть как безумие, посланное богами, смех на пороге той или иной ужасной смерти.
— Что ты собираешься делать? — спросила она. В третий раз она прочитала его мысли. Возможно, она не просто младшая дочь, в смысле дара. Берн снова пожалел, что не может как следует ее разглядеть.
Но, как ни странно, он мог ответить на ее вопрос.
Однажды, по крайней мере пять лет назад, его отец был в хорошем настроении, и они под вечер пошли вместе чинить расшатавшуюся дверь сарая. Торкел не всегда был пьян, и даже не слишком часто (если честно относиться к собственным воспоминаниям). В тот летний вечер он был трезв и благодушен, и доказательством такого настроения служило то, что после окончания работы они вдвоем пошли прогуляться к северной границе их земли и Торкел заговорил с единственным сыном о своей жизни. Такое случалось редко.
Торкел Эйнарсон не был склонен к хвастовству и не любил делиться крохами советов со стола своих воспоминаний. Это отличало его от прочих эрлингов, по крайней мере от тех, кого знал Берн. Не всегда легко иметь необычного отца, хотя мальчик мог испытывать некую мрачную гордость, видя, что другие боятся Торкела не меньше, чем он сам. О нем шептались, на него указывали пальцами, осторожно, купцам, навещавшим остров. Берн видел это, он был наблюдательным ребенком.
Другие люди рассказывали мальчику истории; он знал кое-что о деяниях своего отца. Спутник и друг самого Сигура Вольгансона до самого конца. Плавания в шторм, набеги во тьме. Бегство от сингаэлей после смерти Сигура и потери его меча. Возвращение в одиночку через земли сингаэлей, потом через просторы королевства англсинов на восточное побережье и, наконец, домой, по морю в Винмарк и на этот остров. С набегами покончено.
— Я вспоминаю такую ночь, как эта, давно это было, — сказал его отец, прислонившись к валуну, отмечающему границу их земли. — Мы ушли слишком далеко от лодок, и нас окружили — личная гвардия Кутберта, его лучшие люди — между лесом и рекой.
Кутберт был королем англсинов в те годы, когда Торкел совершал набеги вместе с Вольганом. Это Берн знал.
Он помнил приятные минуты, такие, как эта, когда они с отцом были вместе: заходит солнце, воздух теплый, его отец добрый и разговаривает с ним.
