— Это работа папаго? — поинтересовался я.
— Сомневаюсь, — покачал головой Джек. — Надо еще разбираться, но я уверен, что папаго такое не по зубам. Моя версия — это поселение древних хопи, ему не менее тысячи лет. Ширли привезет мне нужные материалы, когда поедет в Тусон. В банке данных этой информации нет.
— Но ее же нетрудно получить. Достаточно заказать в Тусонской библиотеке необходимые статьи, их найдут по каталогу в других библиотеках и перешлют прямо в твой компьютер. Глобальная информационная система для того и создавалась, чтобы любой человек, не выходя из дома, мог…
— Я знаю, — прервал меня Джек. — Но не хочу гнать волну. Потому что за нужными мне книгами может пожаловать археологическая экспедиция. Так что мы все добудем старым, испытанным способом — непосредственно из библиотеки.
— И давно вы нашли эти развалины?
— Уже с год. Торопиться нам некуда.
Я позавидовал его свободе, отстраненности от привычной едва ли не любому из нас каждодневной гонки. Как этим двоим удалось стать отшельниками, уйти от всех в пустыню? На какое-то мгновение я позавидовал им, пожалел, что не могу последовать их примеру. Но едва ли я мог остаться с ними навсегда, хотя возражать они бы не стали, а жизнь в одиночестве в другом забытом Богом уголке меня не привлекала. Нет. Мой дом — университет. И пока Брайнты дозволяют мне приезжать к себе, я могу продолжать работать. От мысли этой меня охватила радость. Я пробыл у них лишь два дня, а уже думаю о работе!
Время текло незаметно. Мы весело отпраздновали наступление 1999 года, и я даже напился. Сковывающее меня напряжение исчезло бесследно. А в первую неделю января в пустыне неожиданно потеплело, и днем мы часами загорали на солнце. В саду расцвел кактус, покрылся большими желтыми цветами, привлекшими к себе невесть откуда взявшихся пчел. Большой толстый, пушистый шмель, с покрытыми пыльцой лапками, опустился мне на руку. Улыбаясь, я смотрел на него, не пытаясь согнать. Вскоре он сам перелетел на Ширли, в теплую ложбинку между грудей. А потом поднялся в воздух и исчез. Мы рассмеялись. Да и кто испугается такого толстого шмеля?
Прошло уже почти десять лет с той поры, когда Джек оставил университет и увез Ширли в пустыню. С наступлением нового года всегда хочется подвести итоги годам ушедшим, и мы не могли не признать, что не изменились за это время. Остались такими же, как и в конце восьмидесятых годов. Хотя мне было за пятьдесят, выглядел я гораздо моложе, с черными волосами и лицом, не изборожденным морщинами. За сохранение моложавости мне, правда, пришлось заплатить немалую цену: в первую неделю 1999 года я ни на йоту не продвинулся к цели по сравнению с первой неделей года 1989. Я по-прежнему пытался экспериментально подтвердить мою теорию, суть которой состояла в следующем: время движется в двух противоположных направлениях, и по крайней мере на субатомном уровне его можно повернуть вспять. Целое десятилетие я искал все новые и новые пути, безо всякого результата, но слава моя постоянно росла и меня все чаще прочили в лауреаты Нобелевской премии. Будем считать, что я вывел закон Гарфилда: когда физик-теоретик приобретает известность, эффективность его работы падает до нуля. Для журналистов я превратился в мага, вот-вот подарящего людям машину времени. Но сам-то я знал, что уперся в стену.
Десять лет посеребрили виски Джека, во в остальном годы эти изменили его внешность в лучшую сторону. Он нарастил мышцы, загорел, походка его стала легкой и пружинистой. От прежней угловатости не осталось и воспоминаний. Он возмужал, обрел уверенность в себе.
А Ширли просто расцвела. Раньше ей недоставало женственности, узкие бедра не гармонировали с большой грудью. Время исправило эти недочеты. Теперь пропорции ее золотистого тела удовлетворили бы вкус самого изысканного ценителя. Более всего она напоминала Афродиту Фидия, шагающую под аризонским солнцем. По сравнению с калифорнийским периодом она прибавила десять фунтов, во каждая унция легла в нужное место. Как и в Джеке, в ней чувствовалась сила, уверенность в себе. Она всегда знала, что говорит, что делает. Красота ее ослепляла, и мне не хотелось думать о том времени, когда она станет старой и немощной. Не хотелось верить, что им обоим, а особенно ей, будет вынесен тот же приговор, что и всем нам.
Общение с ними дарило мне только радость. Я настолько пришел в себя, что на второй неделе пребывания в Аризоне уже мог обсуждать с Джеком некоторые проблемы, связанные с моей работой. Он слушал внимательно, но суть моих мыслей улавливал с трудом, а иногда просто не понимал, о чем речь. Неужели такое возможно, удивлялся я. Чтобы такой блестящий специалист полностью утратил контакт с когда-то любимой наукой? Но, по крайней мере, он слушал меня. Я блуждал в темноте. Мне казалось, что от желанной цели меня отделяет куда большее расстояние, чем пять или восемь лет тому назад. Мне был необходим слушатель, и Джек подошел как нельзя лучше.
Главная сложность заключалась в аннигиляции антиматерии. Попробуйте переместить электрон против времени, и заряд его изменится. Он станет позитроном и мгновенно найдет свою античастицу. Найдет, чтобы исчезнуть. Триллионная доля секунды, и крохотная вспышка с выделением фотона. И мы могли доказать, что электрон движется против времени, лишь послав его в пространство, полностью лишенное материи.
Мы попали бы в ту же ловушку, даже если бы располагали мощностями, позволяющими послать в прошлое более тяжелые частицы — протоны, нейтроны, ядра гелия. Частицы эти аннигилировали бы до того, как наши приборы успевали зафиксировать их движение против времени. И вопреки ожиданиям прессы, не могло быть и речи о путешествии в прошлое. Человек, посланный туда, превратился бы в супербомбу, при условии, что он останется в живых при переходе в антиматерию. Так как этот теоретический постулат казался незыблемым, мы старались создать свободное от материи пространство, объем абсолютной пустоты, куда мы могли направить частицу, движущуюся против времени. И вот здесь-то наши желания расходились с нашими возможностями.
— Вы можете создать абсолютную пустоту? — спросил Джек.
— Теоретически, да. На бумаге. Превысив пороговую величину неразрывности пространства-времени, мы сможем послать в разрыв движущийся в прошлое электрон.
— Но как зафиксировать его движение?
— Не знаю. На этом мы и застряли.
— Естественно, — пробормотал Джек. — Как только в вашем пространстве окажется что-либо еще, помимо электрона, оно уже не будет абсолютно пустым, и последует аннигиляция. Но тогда получается, что вы не можете следить за собственным экспериментом.
