Они устроили привал на островке твердой земли, и развели костер. Ольг, сам на пределе своих возможностей, с тревогой заметил, что Элиа совсем выбился из сил, но упрямо старается этого не показать. Даже Дон, которому дальние переходы должны быть привычными, тяжело дышал и все время недовольно пофыркивал.
– Сколько еще идти?- спросил Элиа, чуть отдышавшись. Он задумчиво смотрел на огонь и пил воду из походной фляги. Фляжка была красивая, искусной работы, и, скорей всего, кого-нибудь из старших.
Ольг устало пожал плечами:
– День или два. Ты как, выдержишь?- внезапно спросил он. Элиа не ответил, но Ольг заметил, что он прикусил губу до крови и согласно кивнул.
Ольг и сам все время боролся с горестным диким воем, рвущимся наружу откуда-то из самых потаенных уголков его сердца. Он не мог позволить себе расклеиться сейчас, когда его знаменитое хладнокровие и безразличие к любой боли нужны больше всего. А еще, он сдерживал эмоции, видя, как мальчик, идущий рядом и потерявший всю семью, молчит и не плачет. Впрочем, Ольг выдержал бы все равно – сказывалась многолетняя привычка.
Ночью небо прояснилось, и на темно-синем фоне появились крупные яркие звезды. Они были похожи на масляные светильники, которые Ольг видел, когда ездил с отцом в столицу. Те светильники зажигали вечером, и они горели до утра, освещая широкие улицы города. Так и звезды светили для всех тех, кто однажды вышел в ночь.
Элиа лежал, заложив руки за голову, и смотрел на небо. Странное душевное оцепенение, полное равнодушие ко всему, начали потихоньку его отпускать, и он с болью вспоминал тех, кого покинул: маму, близнецов, Лин, отца. Веселого песенника Рина. Броситься опрометью назад, в замок? Но что он там увидит – потемневшие от пожара стены; убитых, над которыми кружат падальщики. Смерть. Опустошение. И пирующие на останках замка бандиты, не погнушавшиеся убивать женщин и детей. От этих мыслей Элиа было еще хуже. Он отвернулся от внимательно наблюдающего за ним тана и долго не мог заснуть, уставившись невидящими глазами в одному ему известную точку на небе.
Ольг нашел на небе Коня – созвездие всех путешественников. Там, где должно было находиться копыто небесного скакуна, ярко светила крупная белая звездочка – Эльконтар. Когда Ольг был помладше, он верил в старую легенду о том, что там, на Эльконтаре, обитают души умерших. Наверное, Элиа тоже верил в эту легенду. Если бы тан не считал себя таким равнодушным человеком, он бы, наверное, подошел сейчас к мальчику и утешающее показал на небо: мол, видишь звездочку у копыта Коня? Оттуда сейчас глядят на нас с тобой те, кто нас любил, и кого любили мы.
– Ты спишь, Элиа?
– Нет.
– Лучше постарайся уснуть. Завтра снова идти целый день.
Элиа промолчал. Ольг уж было подумал, что он и в самом деле последовал его совету и заснул, но тишину внезапно нарушил шепот Элиа.
– Я вернусь.
– С ума сошел? Тебя убьют так же, как и всех в замке. Я не позволю!
– Я вернусь,- повторил Элиа, – но не сейчас. Я вырасту и стану великим воином. Ты ведь будешь меня учить, тан Ольг?- спросил он и сказал, не дожидаясь ответа,- А потом я отомщу.
– Месть – не всегда выход, – осторожно сказал Ольг, – К тому же, такие планы уже есть у меня.
Элиа тихо усмехнулся.
– Ты сильнее, старше и ты умеешь сражаться, но один даже ты не справишься. А я вот никогда не любил сражаться… И ненавидеть не умел.
– Твое счастье,- заметил Ольг. Сам он ничем таким похвастаться не мог.
Элиа резко сел, обхватил колени руками и уставился на костер круглыми карими глазами.
– Куда ты после болот?- спросил он. Ольг пожал плечами:
– К столице, наверное. Если выберемся, конечно. То есть, выберемся, обязательно выберемся.
– А мы с Доном в Торинод.
Ольг устало сморгнул:
– Да, я помню. Королевский род, отец завещал… Спи, Элиа.
Ольг повернулся на другой бок и закрыл глаза. У него не было сейчас сил общаться с сумасшедшим. У него вообще не оставалось никаких сил, но он благополучно скрывал это даже от себя. Только бы дойти… Вскоре Элиа услышал мерное глубокое дыхание спящего.
* * *
Снова зачастил дождь. Ольг бешено выругался, когда поскользнулся по размытой тропе и угодил всем телом в серую липкую грязь.
– Да что же это такое, черт возьми! Сколько может литься этот проклятый дождь? Сколько, а?!- крикнул он в небо так громко, что с насиженных мест сорвались болотные птицы. Где-то вдали откликнулось запоздалое и от того жутковатое эхо: "о-о-о, а-а…". Встревожено фыркнул Дон, а Элиа испуганно вздрогнул и уставился на тана.
– Не надо,- тихо попросил он. Ему стало страшно от того что тан, всегда такой спокойный и сдержанный вдруг сорвался. Но Ольга уже было не остановить: жестокое напряжение последних дней, гибель крепости, отца и всего мира, такого надежного и незыблемого, требовало разрядки. Так перед грозой воздух проникнут невидимыми, но ощутимыми токами, и кажется – лишь выпусти на свободу искорку огня и все в округе вспыхнет неуправляемым буйным пламенем.
Элиа бросился помогать Ольгу выбираться из трясины, но тан отшвырнул его в сторону и поднялся сам. Он не нуждался в помощи мальчишки много младше себя, да и чокнутого, в придачу. Элиа отлетел на пару шагов и едва удержался на ногах. На глазах у него появились непрошеные слезы: с ним снова обращались как с ненужной вещью, и он сразу почувствовал себя слабей и беспомощней чем обычно.
– Если бы не ты и эта проклятая лошадь, я давно уже добрался бы до городов и спас бы отца!- заорал Ольг, – Все из-за тебя!
– Только не надо винить меня в том, что не посмел ослушаться тана и ушел из замка!- постепенно закипая, сказал Элиа,- Ты сильный, и мог остаться.
Ольг с хрустом сжал кулаки. Никто не смел обвинять его в трусости! Никогда!
Гибкое и сильное тело прирожденного воина слепо метнулось вперед, на тонкую фигурку Элиа, и смело его с ног. Мальчик вскрикнул, неумело падая мимо тропы на торчащий из болота сук давно высохшего дерева. Ветка пропорола Элиа рукав куртки и до крови разодрала левую руку. Элиа закусил нижнюю губу, но не произнес ни слова. Жаль было куртку – материнская работа, мать сшила ее на день рождения из добротной теплой ткани и украсила разноцветными вышивками. Близнецы тогда неделю дулись и на мать и на брата – им самим подобные вещи не светили, а Элиа всегда ходил у родителей в любимчиках. А теперь…
Элиа встал, взял Дона за уздечку и решительно пошел дальше по тропе, ни слова не сказав Ольгу, сжимающему кулаки, и с ненавистью смотрящему на них. Раньше, какую-нибудь неделю назад, ему было бы очень страшно – одному, в лесу, посреди пользующихся дурной славой болот. А сейчас Элиа было все равно. Только обидно было от того, что человек, которого считаешь старше и мудрее, которому доверяешь, и который сейчас, после смерти всех, кого знал, остался единственной связующей нитью с жизнью, считает тебя виновником всех своих несчастий.
