Внезапно, словно в костер подкинули сухого хвороста, Леббик проревел: — Где он?
Она вздрогнула и съежилась. Всего на мгновение Смотритель поверил, что она ответит. Но затем что—то внутри ее выпрямилось. Она гордо вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Идите к черту.
При этих словах он ухмыльнулся, не сумел сдержаться; и захохотал так, что, казалось, вот—вот лопнет сердце.
— Маленькая шлюха, — выдавил он из себя. — Не пытайся разозлить меня. Ты недостаточно сильна для этого.
И тут же он заговорил более четко, более официально, вбивая свои слова в ее страх, словно гвозди в крышку гроба.
— Для начала я сдеру с тебя всю одежду. Я мог бы сделать это для разнообразия деликатно. Голые женщины чувствуют себя особенно беззащитными.
Затем начну причинять тебе боль. — Он сделал шаг в ее сторону, но руки оставались скрещенными на груди. — Сначала совсем чуть—чуть. Скажем, сделаю больно твоей груди. Может быть, несколько уколов в живот. Кусок деревяшки между ногами. Лишь для того, чтобы ты внимательнее ко всему относилась. — Он хотел бы, чтобы она видела то же, что видел он; его жена была распростерта в грязи перед алендцами; распятая, привязанная за руки и за ноги, чтобы не могла пошевелиться. Чтобы увидела те осторожные движения, которые проделывал гарнизонный командир небольшими ножами. — Затем я начну причинять тебе более сильную боль.
Ты будешь умолять меня остановиться. Ты расскажешь мне все, что я пожелаю, и будешь умолять меня остановиться. Но будет поздно. Ты уже потеряешь все шансы на спасение. Стоит мне начать причинять тебе боль, и я уже не остановлюсь. Я никогда не останавливаюсь на полдороги.
Он явно ошеломил ее — отвращение и ужас на ее лице были слишком неприкрытыми — и Леббик уже не мог сдержаться. Его руки вырвались из—под контроля; ладони вцепились в ее плечи. Прижимая ее к себе, он завладел ее губами и поцеловал грубо, словно ударил, жаждая поглотить, прежде чем страсть разорвет его. Затем он обнял ее, обнял так крепко, что мышцы его рук напряглись словно сталь.
— Скажи мне правду. — Его голос дрожал в лихорадке страсти, — не заставляй меня причинять тебе боль.
Ее руки оказались между ними, ладони упирались ему в грудь. Но она не сопротивлялась; она сдалась на его милость, словно все силы испарились. Если отпустить ее, она просто рухнет на пол.
Тем не менее, она заговорила, но сказала только:
— Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста. — Он сжимал ее так сильно, что его плечо заглушало ее слова, и тем не менее, он слышал их. — Умоляю вас, если вам так хочется. Пожалуйста, не надо так со мной.
На мгновение мрак в камере сгустился. Он окутал Смотрителя, сгустившись вокруг головы, завыл в ушах, словно черный вихрь. Затем все снова прояснилось, а его кулак отозвался болью. Женщина сидела на полу; лишь стена не давала ей упасть. Из уголка ее рта медленно струилась кровь, темная словно полночь. Ее глаза словно бы остекленели, будто она вот—вот потеряет сознание.
— Леди Териза скромничает, — произнес кто—то другой. — Я бы не стал вести себя так вежливо. Следующий удар будет для тебя последним. Ударишь ее снова, и я не успокоюсь до тех пор, пока ты не окажешься на галерах. Ошеломленный Смотритель Леббик обернулся и увидел у входа в камеру Тора.
— Милорд Тор… — прохрипел Смотритель, словно задыхался. — Это не ваше дело. Обязанность разбираться с преступлениями, совершенными в Орисоне, лежит на мне.
Старый лорд был толст, как откормленный гусь, с лицом рыхлым, словно плохо взошедшее тесто. Но его маленькие глазки сверкали при свете лампы так, словно он был способен на убийство. Под слоями жира покоилась сила, которая позволяла ему носить свой невероятный вес.
— В таком случае, ты вдвойне ответствен за преступления, совершенные самолично, — парировал он. — Что если она невиновна?
— Невиновна?
Леббик, похоже, пытался устыдить его свои выкриком. Он вскрикнул так, словно готов был разрыдаться. Отчаянным усилием воли Смотритель справился с собой.
— Невиновна? — повторил он более спокойно. — Вас здесь не было, милорд. Вы не видели, как Джерадин убил своего брата. Я поймал ее, когда она помогала ему скрыться — помогала скрыться убийце, милорд Тор. Довольно странная мысль — считать ее невиновной.
— Не более странная, чем ваши мысли о ее виновности, Смотритель. — Ярость Тора прорвалась с такой же силой, как мгновением раньше — ярость Смотрителя. — Вы обвиняете ее в том, что она помогла убийце бежать, а не в том, что она лично пролила чужую кровь. Когда я услышал, что вы уволокли ее сюда, я с трудом поверил собственным ушам. У вас нет права и причин называть ее так, до тех пор пока король Джойс не рассудит, виновна ли она, и не даст вам своего позволения.
— Вы думаете, он откажет мне? — воскликнул Смотритель Леббик, стараясь держать себя в руках. — Сейчас, когда Орисон в кольце осады и все враги короля плетут против него заговоры? Милорд, вы недооцениваете ситуацию. Это, — он сделал пренебрежительный жест в сторону женщины, — проблемы, которые он возложил на мои плечи.
Тор незамедлительно буркнул:
— Может быть, нам спросить его?
Выбора у Смотрителя не оставалось; отказаться он просто не мог. И, несмотря на то, что все его кости ныли и все нутро переворачивалось, так, что он, казалось, умирал, он повернулся спиной к неподвижной женщине и вместе с Тором отправился говорить с королем.
***
Когда Леббик потребовал аудиенции, король встретил их в ночной сорочке.
Вместо того чтобы пригласить Тора и Смотрителя к себе в комнаты, он открыл двери в свои покои и появился в проеме, представ перед стражниками, помаргивая водянистыми старческими глазами, словно от робости — будто боялся за свою безопасность в собственном замке. Он еще не спал; уж очень быстро он подошел к двери. И не пожелал, а может быть позабыл закрыть за собой дверь. Тогда Смотритель увидел, что король Джойс сидит не один.
Перед камином, оглядываясь через плечо на дверь, сидели два человека.
Знаток Хэвелок. Ну, конечно же. И Мастер Квилон, новоиспеченный магистр Гильдии.
Мастер Квилон, который случайно помог Джерадину сбежать, сбив с ног Леббика. Мастер Квилон, который нечаянно позволил этой женщине время помочь Джерадину, отослав стражников из комнат, где хранились зеркала.
Смотритель пробормотал себе под нос проклятие. Король Джойс посмотрел на Смотрителя Леббика, а затем на Тора с безумным выражением. Его борода свалялась; седые волосы торчали из—под ночного колпака во все стороны — колпака, который, знал Леббик, королева Мадин подарила ему двадцать лет назад. Его руки распухли от артрита, спина сгорбилась. Он казался маленьким и не вполне в здравом уме, очень уж не похожий на крепкого надежного лидера своего народа. И все равно, Смотритель любил его. Глядя на него в этот миг, Леббик обнаружил, что на самом деле ему больше всего не хватает не героической фигуры короля, уверенного в себе. Ему не хватает королевы; уверенной, красивой, прагматичной Мадин. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы король Джойс оставался таким, каким когда—то был. Она никогда никому не позволила бы увидеть короля таким. Эта мысль так поразила Смотрителя Леббика, что заготовленная яростная речь улетучилась у него из головы. Вместо того чтобы швырнуть в лицо королю горькие вопросы, он пробормотал почти ласково:
