В данный момент Руди понимал лишь то, почему в слепой ярости люди иногда способны на убийство. Он попытался успокоиться, затем спросил:
– И что вы намерены делать?
Алвир поднял брови.
– Ну, например, предложить тебе мое покровительство, – сказал он как нечто само собой разумеющееся. Его расчетливый взгляд не покидал лица Руди, чтобы оценить, когда его гнев может вырваться наружу. – То есть «прикрывать» тебя... сколь бы вульгарно это ни звучало... – продолжал канцлер дружелюбным тоном, – пока ты не вернешься в свой мир.
Руди тупо уставился на него; так человек рассматривает собственные вываливающиеся внутренности, не осознавая, что уже мертв. Откуда-то издалека до него доносился ровный, бесстрастный голос.
– Я могу поддержать сестру в ее порывах, если это не причиняет никому вреда. Ваши отношения никак не повлияют на престолонаследие и вскоре закончатся. На самом деле, я думаю, совсем не плохо, когда женщине есть чем заняться. И хотя я и не одобряю ее действий, считаю, что это, конечно, лучше, чем носить траур и постоянно причитать. Ведь на самом деле ты всегда считал свое пребывание в нашем мире временным, не так ли?
– Да, – беспомощно прошептал Руди.
«Но это было еще до Кво, и до пустыни. Тогда я еще не знал, кто я на самом деле и что способен вызывать огонь из холодного дерева и темноты».
– Вот и прекрасно, – удовлетворенно произнес канцлер. – И когда Минальда снова выйдет замуж...
– Замуж?
– Ей, в конце концов, всего лишь девятнадцать, – учтиво заметил Алвир. – Полагаю, ты знаешь ее достаточно хорошо – она не сможет удержать власть в своих руках, особенно в том мире, в котором мы сейчас оказались. Даже если Мрак и будет побежден, нам предстоит еще долгая война против его отродий. Нам нужна сильная рука. Ей не удержать власть при таких обстоятельствах, но мужчина может это сделать через нее.
– Например, вы, – с горечью сказал Руди.
Алвир пожал плечами.
– Я ее брат. Естественно, я бы предпочел, чтобы она оставалась вдовой, но это будет нечестно по отношению к Минальде. Однако я не позволю ей связаться с кем-то, кто ей не подходит во всех отношениях.
«Или с тем, у кого хватит сил тебе противостоять! О Боже, Алъда, как я мог так подвести тебя и отдать во власть этого человека?!»
В беспомощном гневе Руди воскликнул:
– Почему вы не оставите ее в покое?
– Мой дорогой друг, – мягко заговорил Алвир, – неужели ты до сих пор не понял: власть предержащих никто и никогда не может оставить в покое. Но ведь тебе нечего терять! Ваша связь всего лишь временная, и против этого я не имею никаких возражений. Но тебя не должно заботить, что с ней будет после вашего расставания. О чем тут жалеть?
«Да обо всем! – подумал Руди; его недоумение сменилось холодной, смертельной безнадежностью. – О любви и магии. Об утраченной надежде. О том, о чем прежде я не смел и мечтать...»
Подобно колодцу, доверху наполненному отчаянием, перед его ногами разверзлось будущее: одиночество, покраска машин и шатание по барам. И память о навеки потерянных сокровищах. С той поры, как он попал в этот мир, он не раз испытывал страх смерти... но никогда Руди и в голову не приходило бояться такой судьбы: что он лишится разом двух единственных вещей, которые важны для него по-настоящему, и вернется в мир, где их никогда уже не удастся отыскать. Ему предстояло вернуться в мир, где столь важные для него сейчас понятия не существуют, да и вообще никогда не существовали.
Прекраснейший из всех городов Западного мира, – так Минальда говорила про Гай.
Ледяной Сокол называл его садом.
Но поговаривали, будто Ледяной Сокол мертв... убит в Алкетче, в империи, которую Алвир хотел сделать своим союзником. Минальда... Руди не хотел думать об Альде, хотя в основном именно этим и занимался последние семь злосчастных дней. Гай распростерся перед ними, подобно изъеденному червями трупу прекрасной женщины, у которого сквозь гниющую плоть уже начали проглядывать кости.
Вода, вышедшая из берегов, поглотила нижнюю часть города, да и верхняя часть, где располагались кварталы знати, носила явные следы наводнения. Слякоть и болотный мох покрывали рухнувшие стены, пространство за рассыпавшимися башнями ворот превратилось в обширное дымящееся болото. Лишь звуки падающих капель и крики невидимого воронья, спорившего над своей ужасной добычей, нарушали тишину затянутого туманом города.
«Минальда любила этот город, – думал Руди. – Она выросла здесь, он был частью той жизни, которую она любила».
Хорошо, если она никогда не увидит, во что Гай превратился теперь.
Он переложил посох из одной руку в другую – шестифутовый увенчанный серпом с зазубринами посох, который когда-то принадлежал Архимагу Лохиро, и проверил оружие в чехле у себя на боку. Ручной огнемет, способный извергнуть тридцатифутовый поток пламени. Раз уж ему суждено оказаться в царстве Мрака, то он войдет туда хорошо подготовленным.
Подобно темному облаку, принявшему очертания человеческого тела, рядом с ним возник Ингольд.
– Сюда, – прошептал он. Его голос звучал не громче цоканья крысиных коготков по разбитым плитам мостовой. – Кара сказала, что главная дорога ко Дворцу завалена. Мы можем пройти в обход, по улице Олеандров.
Рядом возникли остальные фигуры: Кара из Иппита и маленький высохший отшельник Кта, который, несмотря на протесты Ингольда, потребовал, чтобы и его включили в эту экспедицию. Кара тихо пробормотала:
– Не нравится мне эта улица. Такое впечатление, будто... будто поперек нее поставлена стена.
Ингольд кивнул.
– Возможно, ты права.
Из-под капюшона он бросил на них тревожный взгляд, словно его нервы были напряжены до предела. Потом маг отвернулся, и промозглая дымная темнота снова окутала волшебников.
По мере того как они пробирались сквозь руины, Руди начал понимать, почему старик так настаивал, чтобы в группу входил кто-нибудь, хорошо знавший Гай. Никакая карта не помогла бы им пройти по задворкам и закоулкам, чтобы избежать открытого пространства площадей, или указать путь в свинцовой тени колоннад. Ингольд с легкостью вел их через развалины дворов, где плети виноградников опутывали закопченные обломки камней и обугленные человеческие кости, вдоль полузатопленных аллей, через пустые конюшни. Дважды, когда утренние лучи несколько рассеивали молочную пелену, Руди замечал небольшие группы дуиков, пробиравшихся сквозь виноградники на задних улочках, наполовину скрытых в тумане. А когда их немногочисленная группа проходила мимо покрытой инеем чаши замерзшего фонтана на одной из площадей, он услышал где-то поблизости плач ребенка, судорожные, беспомощные рыдания, которые наполнили его ужасом.
