И я, и Питер увидели её одновременно.
— Мама?!
— Мама?!
Выкрикнули мы в унисон и тут же неприязненно покосились друг на друга.
— Проклятые твари! Ведьма! И ты, распутница! Изыди, нечистая сила. — Завёл привычную пластинку священник.
Я невольно обернулся на эти злобные выкрики и упёрся взглядом в святого отца, которого тут же узнал, стоило мне его только увидеть. Старик был тем самым, что некогда приходил к нам в прежнюю избу, жаждя тогда смерти моей и Травкиной. Именно он был причиной нашего переезда со старого места жительства.
Питер недовольно поморщился и слегка мотнул в его сторону головой.
Один из оборотней тут же отделился от стаи и, сорвавшись с места в карьер, прыгнул на святого отца, завалил его наземь и придавил тщедушного человечка всем весом своего массивного тела. Бешеная слюна стекала с его губ и беспрепятственно капала на шею и грудь известному «поборнику» добра на земле.
Люди все как один невольно вскрикнули и попятились, но убежать не попытался не один, видимо, понимая насколько это было бы бесполезно. Хоть на это ума у них хватило!
— Ещё одно слово, святой отец, и ты сдохнешь как бешеная собака. Или нет, лучше не сдохнешь, а станешь таким же как мы. Что на это скажет твой милостивый бог? — Криво усмехнувшись, произнёс Питер, а его извечный друг, некогда обращённый первым, довольно осклабился.
— Сынок? — Тихо произнесла мать, переводя взгляд с меня на Питера, потом, видимо полностью осознав, кто именно перед ней находится, решившись, сделала шаг по направлению к своему младшему сыну.
— Молчать. — Прокричал он, и крик тот был подобен рыку. От него вздрогнули все, начиная от людей и оканчивая теми же самыми волками и оборотнями.
Но мать наша не остановилась на достигнутом.
— Мальчик мой, Питер. Что с тобой теперь сталось? — Она обернулась и ко мне. — Светел, сын. Я всю жизнь испытывала чувство вины перед тобой, моя совесть мне же самой не позволяла спокойно жить.
— Так-так-так. Значит, сын Светел? — Мой брат пронзил меня ненавидящим взором и тому, по-видимому, было масса причин, то есть наша родственная близость была далеко не единственной. — Настало время разоблачений. Что ж, теперь всё становится на свои места. Вот почему ты так расспрашивала меня о нём тогда много лет назад. Вот почему тогда впервые ударила меня. Вот почему так обрадовалась, когда узнала, что он по-прежнему жив.
Люди, жавшиеся друг к другу чуть в стороне, переводили удивлённые взгляды то на меня, то на Питера, то на нашу мать. Я заметил среди них и отца моего свободного брата, у которого от неожиданной новости, а точнее даже двух, вполне определённо отвисла челюсть.
Оборотни тоже были в некотором замешательстве, но по привычке предоставили право выбора действий своему вожаку. В конце концов, мало ли кто кому приходился роднёй, ведь родиться истинным оборотнем, можно было и от человеческой матери. Разве не так? Свою видовую принадлежность вполне возможно было перенять и от отца, от деда или от бабки. А что касается имени, то какому уважающему себя волкодлаку понравится, чтобы его называли столь банально и по-человечески. Не проще ли было его просто заменить? Что Клык вполне законно и проделал.
— Сынок, прости ты меня грешную, возможно моя боль невольно передалась и тебе, Питер. — Потом она повернулась ко мне. — Не суди его строго, Светел, мальчик мой, — её взгляд попеременно переходил от меня к моему брату, — за то, что он встал на сторону зла. В том нет его вины, вина та целиком и полностью лежит только на мне, но я ничего не могу с этим поделать. Когда-то я совершила величайший из грехов, какой только может совершить мать по отношению к своему ребёнку и вот оно моё наказание. Мой дар и моё проклятие.
— Так значит ты мой брат? — Питер хмуро разглядывал меня. Сейчас мы находились с ним в разных условиях. Он был в одной своей ипостаси, я во второй. И всё же именно сейчас мы с ним были на равных, как никогда. — И давно ты это знаешь?
— С нашей первой встречи. — Глухо ответил я.
Наша мать невольно вскрикнула, прижимая руки ко рту, видимо вспомнив тот случай, произошедший несколько лет назад, когда я всё смотрел ей вслед, а она даже упала, увидев знакомую волчью метку на моём лбу.
Но сейчас я даже не повернулся в её сторону.
— С нашей первой встречи. — Тихо повторил Питер в задумчивости, потом зло взглянул на меня.
— Простите меня оба. — Снова взмолилась наша мать, но Питер грубо оборвал её речь.
— Я не хочу ничего слышать от тебя. Я ненавижу тебя и ненавидел всю жизнь. — Произнёс он, смотря ей прямо в глаза. — Думаешь, я не видел, как ты бросала на меня задумчивые взгляды? О чём ты думала тогда? Или быть может о ком? О нём, о своём ненаглядном Светеле? В мыслях о нём ты порою, да что там порой, это было слишком даже часто, забывала обо мне, своём родном сыне, который всегда был у тебя под рукой, — с горечью произнёс он, — в отличие от некоторых. Ты была рядом, ухаживала за мной, берегла меня, но тебя рядом со мной словно бы и не было. А мне так не хватало твоей ласки, твоего тепла, твоей любви, мама.
Мать во время его слов горько плакала, неимоверно похудевшая и истощённая за последнее время, она в мольбе тянула к нему руки, упав на колени.
— Питер?
Но он отстранился от неё, сделав несколько шагов назад.
— Поздно, мама, теперь уже поздно. Сейчас меня интересует совсем другое. Как же вы расстались с этим безродным ублюдком, с этим безотцовщиной? Может быть, у тебя его забрали? Или ты сама решила от него избавиться? Как? Может, сбросила в реку или приказала это сделать кому-то? — Питер увидел, как она вздрогнула, и понял, что попал в самую точку. Те звуки, что он стал издавать после этого, отдалённо напоминали человеческий смех, только очень удивительно было слышать его от огромного серебристого волка. Отсмеявшись, Питер обвёл всех задумчивым взглядом. — И как же он выжил? Ах да, кажется, я всё понял. — Он взглянул на Травку. — Старуха! Конечно же, помню-помню, как ты упоминала о какой-то старухе, которая не убила его. Это ещё тогда тебя очень порадовало. Так значит, эта та самая старуха и есть, и она не выполнила твоего приказа. Очень хорошо, мне всё понятно. Теперь я понимаю, почему ты, Лисса, не дала мне тогда её убить. — Он презрительно взглянул на лисичку. — Ты уже тогда всё знала, ведь так? Ты почувствовала знакомый запах, я тоже его почувствовал, но не смог сразу разобрать, кому именно он принадлежал. Глупец! Но теперь мне всё ясно, мне всё совершенно ясно.
— Питер? — Мать по-прежнему с надеждой заглядывала своему младшему сыну в волчьи глаза.
— Не надо, мама, не унижайся перед ним. — Я подошёл к ней и помог подняться с земли.
