Вене. Мы впитываем образ, как храмовая танцовщица впитывает молитву поз и движений. И столь же легко его отбрасываем.
Всё ещё.
Всегда.
Аррек отказался дать мне понимание того, что он есть на самом деле.
Его право.
Я философски пожала плечами и взяла это знание у другого. Когда Рубиус арр Вуэйн бросил за пределы своих щитов столь неосторожные слова и ещё более неосторожные мысли, я была более чем готова их поймать. Подхватить. Влить в музыку. Вплести в танец. Трепетом ресниц, ритмом крови в своих венах. Я танцевала. И тогда ослепительной острой, болезненной вспышкой озарения — я стала дар-княгиней. И тогда, в эту краткую долю мгновения — такую краткую! — я поняла. И знала теперь, что мне делать.
Что увидел в тот момент Аррек? Истину. Какой бы ни была.
Что увидели Рубиус и Адрея? Эль-ин, на мгновение дыхнувшую перламутром. Прижатые к черепу уши и оскалённые клыки. Первозданную дикость.
А ещё — руки моего консорта. Тонкие, сильные пальцы Целителя, так сильно сжимавшие мои кисти, что ещё мгновение, и хрупкие косточки были бы сломаны. Так сильно — и в то же время совершенно бесполезно.
Они увидели, если отбросить всё лишнее, обычную семейную ссору. Живое, шипящее и скалящее клыки доказательство того, что эль-леди невозможно контролировать, приставив к ней мужа. Скорее наоборот. Оч-чень наоборот. Вряд ли сами высокие лорд и леди это осознавали после сегодняшнего вечера у них не будет особых возражений против того, чтобы Хранительницей стала эль-ин, не связанная с Эйхарроном уж слишком тесными эмоциональными узами.
А мнение этих двоих будет иметь решающее значение в данном вопросе.
Я отпила тёмно-красного, терпкого вина и подняла бокал, любуясь игрой света и тени. По губам змеилась медленная, совсем невесёлая улыбка. Дараи. Так уверены, что ничто не может затронуть их эмоций, надёжно защищены непроницаемыми щитами. Так абсурдно считающие, что если в сознании собеседника не светятся блуждающими огнями мысли о хитром и коварном трёхслойном плане то и плана этого нет и быть не может. Люди…
Ауте, как они примитивны.
В такие моменты мне иногда казалось, что эти существ слишком глупы, чтобы выжить в нашем самом лучшем миров.
В такие моменты я сама казалась себе… старой.
Аррек сидел напротив, в другом конце комнаты, и его перламутровая кожа казалась единственным светлым островом в море зыбкой, неустойчивой тьмы.
Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.
— Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, — первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.
Отмахнулась движением ушей.
— Ты и половины не понял из того, что я сделала. — Потом, после паузы: — Не уверена, что сама это понимаю.
Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.
— «Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине», — процитировал он. — Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идёт о тебе.
И через некоторое время:
— Приношу свои извинения.
Я молчала.
Аррек сделал ещё один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.
— Я нашёл способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается всё на том, что ты — вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я — твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.
Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчёт.
— Этот способ годится только для нас двоих или может быть применён другими?
— Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Аррек. Я ещё вспомню ему это равнодушие. — Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если её риани будет Целителем моего уровня… и Видящим Истину.
Ясно.
— Согласие пациента для данной процедуры не требуется?
Равнодушно. Профессионально:
— Нет. Ни осведомлённость, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.
— Влияние на Целителя?
— Постоянная энергетическая подпитка — занятие довольно утомительное. Осуществляющий её сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.
Это всё-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.
— Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?
— Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.
— Если одна из сторон погибает?
— Смерть донора повлечёт за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время — гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.
На этот раз я замолчала надолго. Потом:
— Не знаю, почему я не приказала тебя убить. — Холодно. Сухо. И настолько серьёзно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.
— Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, — равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал ещё один глоток. Встал. Подошёл к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звёздную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, чёрная одежда и чёрные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.
Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Всё ещё. Всегда.
Просто с определённого момента это перестало иметь значение.
— Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть всё так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект… мне даже сложно себе представить, каким он будет, — он поднёс бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. — После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.
