— Мананнан.
Самильданах помрачнел.
— Не было еще такого, чтобы Мананнан превзошел меня, а теперь я стал сильнее и проворнее, чем когда-либо раньше. Ты просто хочешь раздразнить меня, Роэм, не так ли?
— Ты меня раскусил, но я очень хотел бы посмотреть, как он заставит тебя поцеловать землю у его ног.
— Не бывать этому! — Самильданах ринулся вперед, и Роэм заслонился мечом, но опоздал. Темный клинок обрушился на его шею, и голова скатилась на землю.
Самильданах убрал меч и повернулся спиной к трупу.
— Сегодня же отошлите эту голову королю, — распорядился он. — Сейчас его величество должен быть где-то на полпути к Макте.
Пять дней над лесом бушевала гроза. Реки и ручьи вышли из берегов, дороги и тропы стали опасными, холмы неприступными. Бои происходили лишь в отдельных местах, и королевской армии пришлось остановить наступление на обоих флангах. Пехота в центре, которой командовали Самильданах и Океса, продолжала медленно продвигаться вперед.
На шестой день небо прояснилось и солнце осветило море грязи, которому предстояло стать полем битвы.
Самильданах решил подождать еще день, чтобы дать земле просохнуть, и отправился в Макту доложить обо всем королю.
Элодан и Мананнан на холмах отправили свежие силы на восток и запад, чтобы оказать сопротивление наступающей с флангов кавалерии. В полдень к ним в лагерь явился Лемфада.
— С каждой стороны у них по две тысячи человек, — сказал он Мананнану. — Если мы останемся здесь, то окажемся в ловушке. Клещи сомкнутся, подставив нас под удар пехоты. Надо отступать.
— Согласен, — сказал Элодан. — Нельзя позволить им навязать нам сражение. Их численность намного превосходит нашу.
— Я это понимаю, — сказал Мананнан, — но отступать мне не хочется, и не потому, что я слишком горд. Большинство наших людей пришло сюда по доброй воле. Если они решат, что дело наше проиграно, то сразу побегут по домам. С каждым шагом отступления у нас будет таять армия.
— Это правда, — признал Эррин, подошедший к ним вместе с Убадаем. — Двадцать человек из отряда Буклара уже ушли домой ночью, как только дождь перестал.
— Вы утверждаете, что отступать нельзя, — покачал головой Элодана, — а Лемфада говорит, что нас скоро окружат и перебьют всех до единого. Это не оставляет нам особого выбора. Наступать мы не можем — у нас дисциплина не та. Если мы и дадим бой, то здесь, на этом самом месте. Я готов выслушать любое твое предложение, Мананнан.
— Я думаю, на этой стадии нам очень пригодится победа, хотя бы и малая. Предлагаю сменить позицию и ударить по их левому крылу. Пока грязь еще не просохла, она будет мешать лошадям, и наша пехота получит солидное преимущество. Но тем самым мы откроем дорогу их пехоте. Она может войти в лес и сровнять с землей все деревни отсюда до самых гор.
— Верно, — подтвердил Элодан. — А люди начнут дезертировать сотнями, чтобы спасти свои семьи.
— Враг испытывает нужду в продовольствии и не станет наступать ускоренным порядком, — вставил Эррин. — Так, как мы, они прокормиться не смогут. Стада мы отогнали на север, а на полях еще ничего нет.
— Вопрос с продовольствием для них скоро решится, — тихо заметил Лемфада. — Герцог Мактийский убит Самильданахом, и все его люди погибли вместе с ним.
Эррин выругался, остальные промолчали, и слово опять взял Мананнан.
— Сегодня они вряд ли пойдут в наступление: будут ждать, когда подсохнет. По-моему, у нас только один выход: напасть первым. Ударить по их лагерю. Но это рискованно, друзья мои, и потери будут велики.
— Я человек не военный, Мананнан, — сказал Эррин, — но у меня тоже есть одна мысль — возможно, глупая.
— Говори, не стесняйся.
Они выслушали то, что придумал Эррин, после чего Убадай молча встал и отошел прочь.
Ближе к вечеру Океса вышел из шатра и, приподняв полы своей пурпурной одежды, поднялся на холм в середине лагеря. Отсюда он видел ровные ряды палаток. Горящие через равные промежутки костры и длинные столы на козлах, где солдаты получали свой скудный ужин. Под прямым углом к палаткам располагались загоны для лошадей, с подветренной стороны — отхожие канавы. Завтра с мятежниками будет покончено, и мечта Окесы начнет сбываться. Он уже стал герцогом Мактийским и вхож к королю. Скоро армия Габалы двинется в поход на соседние страны, а там и через море, к богатому Цетаэрону. Океса предвкушал, как король сделает его сатрапом какого-нибудь завоеванного государства, где он сам будет властвовать, подобно королю. Двое его послушников поднялись за ним на холм, ведя белого козла. Они положили животное на грубый каменный алтарь, и Океса, перерезав ему горло, вскрыл брюхо и вынул печень. Послушник посветил ему факелом, и Океса увидел, что печень поражена болезнью и покрыта черными пятнами. Он проглотил слюну и сказал:
— Приведите другого козла. Сейчас же.
Один из послушников передал ему факел и побежал вниз, оскальзываясь на грязном склоне.
— Что сулит судьба королю, мой господин? — спросил другой.
— Я загадывал не на короля, а на врага, — солгал Океса. Он показал послушнику печень, и тот осклабился.
— Завтра будет великий день, Мудрейший.
— Да, — согласился Океса, бросив печенку на землю. Внизу солдаты толпились у костров. С запада медленно, устало приближался кавалерийский отряд. — Ступай к тому офицеру, — приказал Океса, — и скажи, чтобы он явился с докладом ко мне. — Послушник поклонился и побежал с холма навстречу всадникам.
Отряд между тем въехал в лагерь. Одни солдаты спешивались и зажигали факелы, другие ехали к загонам, где стояло больше пятисот лошадей. На глазах у изумленного Окесы трое всадников обнажили мечи и зарубили часовых у загона. На западной стороне вспыхнуло несколько палаток, и ветер быстро раздул пламя. Солдаты бросились спасать свои пожитки, и в лагере воцарилось смятение. С востока донесся крик, и Океса увидел, как их кони несутся к лесу, гонимые дюжиной всадников. Повсюду при свете костров сверкали мечи и падали люди.
Еще немного — и всадники покинули лагерь. Шатер Окесы тоже загорелся. Провидец устремился вниз с холма, но споткнулся и покатился кубарем, перепачкав свои одежды. С громкой руганью он вскочил на ноги. Но шатер вместе с книгами и свитками погиб безвозвратно.
Океса схватил за руку какого-то офицера, но тот вырвался и побежал дальше. Плача, кашляя и отплевываясь от густого дыма, провидец стал выбираться из огненного ада. На востоке люди рушили палатки, чтобы остановить пожар. В этот миг прогремел гром и полил дождь, гася горящие палатки заодно с кострами и факелами. Очень скоро весь лагерь погрузился во тьму.
