— Я всё хорошо понял, Кода-тюи, — серьёзно ответил я.
— Тогда, — сказал Мадзаки, поднимаясь со стула, — с первыми выстрелами мы покинем «Асахи».
Казалось, от того кричащего о чести и гордости человека не осталось и воспоминаний.
Когда раздались выстрелы, Ютаро встрепенулся. Значит, правительственные войска пошли на штурм здания «Асахи». Хотя молодой человек считал, что обороняться мятежники будут до конца. Никто не станет уходить «чёрным ходом». А если не останется больше сил для борьбы, они просто покончат с собой.
— Как ты считаешь, Ютаро-кун, — поинтересовалась у него Готон, как будто прочтя его мысли, — будет нам сегодня работа или нет?
После окончания боевых действий канули в Лету и звания. После того, как Накадзо объявил, что начинаются работы по восстановлению театра, все как-то сразу отказались от званий и перешли к обычным, дружеским, обращениям.
— Скорее всего, нет, — ответил Ютаро. — Мятежники будут отбиваться до последнего.
— А я вот не столь уверена, — усмехнулась Марина, проверяя свой револьвер. — Часть их уже скрылась с вокзала, когда запахло жаренным. Почему тогда они должны поступить иначе сейчас?
— Мы узнаем это достаточно скоро, — рассудительно произнёс Ютаро, также вынимая оружие.
Но проверить его он уже не успел. Дверь, неподалёку от которой они дежурили по приказу Такэо Хори, распахнулась и из неё вывалились двое в гражданском платье, но вооружённых винтовками с примкнутыми штыками. Завидев засаду, они тут же открыли огонь, правда, били навскидку и потому ни в кого не попали. Марина мгновенно вскинула свой револьвер и начала стрелять.
— Мадзаки-тайсё, уходите в переулки! — крикнул один из них. — Я займусь ими!
И все бойцы «Труппы», конечно же, узнали голос Руднева. Лицо его было замотано бинтами.
Я толкнул Мадзаки прочь, в переулки, а сам перекатом ушёл вперёд и, вскинув Арисаку, выстрелил ещё несколько раз. И тут на меня накинулись Готон и Сатоми. Я отбил меч девушки прикладом винтовки, а вот кулак Готон уже пропустил. Он врезался мне в скулу. Я почувствовал, как трещат мои кости, скорее всего, я и пары зубов лишился. Мне удалось удержаться на ногах, даже парировать новый выпад Сатоми винтовкой. Однако Готон также атаковала меня тоже. Только чудом я сумел отскочить в сторону, попытался ударить её ногой по колену. Готон быстро убрала ногу, и я тут же врезал ей прикладом по лицу. Уроженка Окинавы закрылась скрещёнными руками.
Боль обожгла мне рёбра. Сатоми полоснула меня мечом. Я припал на колено, выронив оружие. Поднялся, отступил на пару шагов и упёрся спиной в стену здания. По боку обильно текла кровь. Я сполз по стене, казалось, вместе с кровью из моего тела уходят последние силы. Мадзаки ушёл, у него был второй планшет с картой, так что выберется как-нибудь. Мне же, видимо, сегодня всё-таки придёт конец.
Я почувствовал, что кто-то разматывает бинты на моей голове. Я поднял взгляд и увидел склонившуюся надо мной Марину.
— Здравствуй, — невесело усмехнулся я. — Вот мы и встретились снова.
— Знаешь, Руднев-сан, — не то из уважения к остальным, не то чтобы отсечь все лишние чувства, говорила Марина по-японски, — мне сейчас очень хочется всадить тебе пулю в лоб.
— Так всади, — почти из чистой вредности ответил я по-русски. — Мне уже всё равно. Я и так покойник, можно сказать. Куда мне податься теперь? На родине я преступник и дезертир, здесь — тоже. Участь меня ждёт самая безрадостная.
— Именно поэтому я и не стреляю, — произнесла Марина, однако большим пальцем всё же взвела курок.
— Делай, что хочешь, — раздался из-за спины её голос Ютаро. — Руднев-сан — дважды предатель и он вполне достоин смерти. Теперь каждый может убить его безо всякого наказания за это.
Марина какое-то время держала револьвер у моего лица. Она глядела мне в лицо, прямо в глаза. Я взгляда не отводил. И тогда она всё же опустила оружие, щёлкнув курком.
— Пусть сам сдохнет, — бросила она, отворачиваясь. — Кровью истечёт в этом переулке.
И направилась к своим товарищам.
А меня вдруг разобрал жуткий хохот. Я смеялся легко и весело. От души. Как давно уже не смеялся. И даже жуткая боль в распоротом мечом Сатоми боку меня ничуть не волновала.
Я просто смеялся, потому что мне было легко. Очень легко. Легче чем когда бы то ни было на моей памяти. Наверное, с тех пор, как я ввязался во всю эту дурацкую авантюру, которую принято называть «нашим делом».
Июнь 1936 года, Харбин.Низенький, лысенький китаец по имени Цзянь часто-часто кивал, из-за чего казался Москвичу болванчиком. Тем самым, о которых часто любят упоминать в присказках. Сходство с болванчиком усиливали куцая косичка и серый халат с широкими рукавами. Лица Цзяня Москвич почти не видел, тот никогда не поднимал его и не разгибал спины.
— Да-да-да, — кивал китаец, — начальник Руднев примет вас, гость из Москвы.
Именно так представился агент Разведупра. Это было своего рода паролем для того, к кому он шёл.
— И как скоро? — поинтересовался Москвич. За несколько дней, проведённых в Китае, он начал ориентироваться в здешних взаимоотношениях. И стал понимать, что надо уточнять каждую мелочь. Если что-то забудешь, даже само собой разумеющееся, считай, этого не получишь.
— Прямо сейчас, — закивал с новой силой, как только шея не переламывается, Цзянь. — Прошу вас, гость из Москвы. Пожалуйте за мной.
Москвичу осталось только руками развести. Зачем было разыгрывать весь этот спектакль с «Да-да-да, начальник Руднев примет вас», он просто не понимал. Не проще ли было его сразу проводить к Рудневу? Наверное, не проще. Ведь здесь такие правила.
Когда агенту с оперативным псевдонимом «Москвич» сообщили, что он должен будет найти в Харбине Пантелеймона Руднева, такого же агента, как и он сам, он представлял кого-то вроде себя самого. То есть человека в форме РККА без знаков различия, с тёмными пятнами на их месте, скорее всего, при портупее с кобурой, форменных галифе и почему-то обязательно в хромовых сапогах. Но увидел он совсем другого человека. И дело было не только в том, что одет Руднев был в длинный багровый халат, расшитый драконами, единорогами, сказочными птицами и прочими причудливыми существами, подпоясан золотым кушаком, из-под халата виднелись шикарные шаровары, заставляющие вспомнить Гоголя, и лаковые туфли. Нет, совсем не одежда поразила Москвича. За время пребывания в Харбине Руднев отрастил длинные волосы, которые не собирал против местного обыкновения в косицу, голову он держал высоко, казалось, такой никогда не склонит её ни перед кем. В руке он держал деревянный веер, которым изредка обмахивал лицо — в Харбине стояла жуткая жара. На столе перед Рудневым открыто лежал пистолет ТТ. Хорошенько поднапрягшись, Москвич мог бы рвануться вперёд и подхватить его, вот только не был уверен, что опередит Руднева. Да и не для ликвидации его он сюда прибыл.
