— Пей быстрее, — сказал он, потирая запястье, хотя болела не эта часть его тела. — Я посижу здесь, наверху. Конечно мы можем нагнать этих двоих в любой момент, но медлить нечего.
Руари уселся на камень, спиной к Матре, так что она могла чувствовать себя в безопасности, и какое-то время приходил в себя, глядя на Звайна и Орекэла, которые продолжали подниматься к перевалу. Он вытащил нож Павека и спросил себя, чей волос вделан в рукоятку. Не Каши, точно. И Павек вообще ни разу не упоминал об этом человеке. Может быть их привязанность усилилась бы, если бы у них было побольше времени. Может быть нет. Но одну вещь он знал точно: он был полный дурак, когда пытался привлечь к себе внимание Каши; Павек уже опередил его.
Матра появилась опять, с маской на лице, и вместе они полезли вверх, легко догнав Звайна и Орекэла. Безжалостное полуденное солнце обжигало их тела в ошеломляющей тишине. Трое жителей равнин — которые никогда даже не видели горы так близко, не говоря уже о том, чтобы взбираться на них — думали, что подьем к перевалу никогда не закончится, но они все-таки добрались до конца подъема, когда солнце уже садилось. Черное сменилось зеленым, и они увидели впереди себя густой лес, который протянулся перед ними настолько, насколько они могли видеть.
Для Руари это зрелище было ожившей мечтой. Роща Телами в Квирайте помнила леса, и глядя на нее оживала надежда, что леса должны вернуться. А это огромное пространство — это было тем, чем перестали быть пустыни и пустоши Атхаса, и, если надежды Телами когда-нибудь исполнятся, чем станет Квирайт. Он мог бы просидеть здесь всю ночь, просто глядя на лес, но в горах ночью еще холоднее, чем в пустыне, и он замерз бы раньше, чем даже осознал бы это.
Они сгрудились все вместе среди камней, стараясь сохранить тепло, но не получилось. Орекэл сказал, что в темноте спускаться вниз слишком опасно, легко сбиться с пути и упасть в пропасть. Разжечь костер было не из чего, и хотя друидские заклинания Руари могли привлечь воду и безвкусную но питательную еду прямо из холодного воздуха, тем не менее даже он не знал заклинания, которое обеспечило бы их теплом.
Быть может Павек знал такое заклинание. Павек утверждал, что он запомнил все заклинания, которые был способен прочитать в архивах Урика. Но скорее всего за всю долгую историю сожженных солнцем Пустых Земель никто даже не подумал найти заклинание, создающее тепло, так что им оставалось только прижиматься потеснее друг к другу и ждать рассвета. Когда первые лучи солнца показались из-за горного кряжа, они застали их окоченелыми, мрачными и неотдохнувшими.
Спуск с перевала оказался для их ног даже труднее, чем вчерашний подъем. Руари обнаружил на голени и бедрах своих ног множество новых мускулов, и каждый из них болел не переставая. Было бы лучше всего, если бы все его тело одеревенело, а так он чувствовал каждый шаг, от пятки до основания черепа. Ему было трудно даже думать о том, что чувствуют другие; весь его мир начинался и заканчивался болью во всем теле.
Когда Орекэл попросил его показать карту, Руари, не думая, вынул ее из рукава и молча протянул дварфу.
— Сынок, это что-то, но это не карта, сынок.
— Я никогда не говорил, что это карта, — возразил Руари, слабо улыбаясь и ища глазами куда бы сесть так, чтобы потом сидеть долго и уютно.
— Сынок, у нас проблема.
Руари уже сидел на стволе поваленного дерева и хотел бы никогда не вставать с него. Он хотел бы, что у него хоть что-нибудь перестало болеть. Лес был совершенно замечательным местом — обещанием, которое каждый друид давал в своей роще, выполненным в максимально возможной степени. Тут были птицы и насекомые, дополняющие деревья, были и серые невысокие облака, обещавшие настоящий — не магический — дождь. Земля здесь кипела жизнью, все ползло и копошилось, в пригорошни грязи здесь было больше жизни, чем в пустыне на протяжении дня пути.
Но Руари никак не мог заставить себя восторгаться этим. И не только потому, что у него все болело. Он пришел сюда не для того, чтобы погрузиться в мечту всех друидов. Он пришел в лес, чтобы найти черное дерево, найти Какзима и совершить над ним правосудие. За Павека. Все правосудие, какое только возможно, потому что Павек мертв, и только из-за Какзима. Он возьмет Какзима в Урик и швырнет его к ногам Хаману. Потом он поедет домой, в Квирайт, и посадит дерево за своего друга.
— Сынок. — Орекэл потряс его за рукав, — Сынок, я сказал, что у нас большая проблема.
— Ты больше не можешь помочь нам, — медленно сказал Руари. — Это и есть твоя проблема, не так ли? Ты не в состоянии найти черное дерево. Все, что ты говорил в Джекте о сокровище халфлингов, которое ты приносил из леса и пропивал из-за своих «маленьких слабостей», это был просто порыв ветра в пустыне. Ты ничем не отличаешься от Мади: ты думаешь, что у нас есть карта, но мы слишком глупы, чтобы воспользоваться ею.
Орекэл снял с себя шляпу. — Ты поставил слишком тонкую точку на вещи, сынок. Черное дерево, оно в лесу, и под его корнями зарыты сокровища, клады, золото, все что хочешь. И оно не дальше, чем в двух днях ходьбы отсюда, это факт. Но это, — он протянул карту. — Ты не умеешь говоришь на языке халфлингов, и ты не умеешь читать на нем. Так что поверь мне, сынок, это не карта, как дойти до черного дерева, это скорее карта, как дойти до твоего места, Урика, я думаю — ведь вы все оттуда пришли, точно?
Руари попытался вспомнить, упоминал ли он, Звайн или Матра Урик, с тех пор, как повстречались с дврфом, но его память отказалась иметь с ним дело. Может быть и да, тогда Орекэл разыгрывает из них дураков, а может быть и так, что он действительно умеет читать эти каракули, и одна из них означает Урик. В любом случае Руари слишком устал, чтобы врать.
— Да, рядом с Уриком.
— Самое лучшее всегда быть честным, сынок, — посоветовал Орекэл, и внезапно его глаза стали острее, а движения решительнее. — А теперь может быть ты сам сможешь решить нашу проблему — в конце концов ты же друид, или как — может быть ты сможешь найти черное дерево без всякой карты. Так или иначе, встань, например, на колени, как ты это сделал на кряже, пробормочи чего-нибудь себе под нос, и покажи нам дорогу, очень просто.
Руари сказал нет, покачав головой.
Звайн приковылял к нему. Мальчик поглядел на ствол дерева и — мудрее чем Руари — решил не садиться. — Конечно ты можешь, Ру. Просто попробуй. Давай, Ру — пожалуйста.
Он опять покачал головой; он уже пытался. Как только Орекэл предложил свою идею, Руари — почти не думая — положил руку на покрытую мохом кору и открыл себя лесу. Поток хлынувшей жизни смыл бы его и унес за собой, если бы у него было желание сопротивляться ему — а так он просто потек через него, как через пустую колоду, вливаясь с одной стороны и выливаясь из другой.
