Я не знаю, что подвело меня к грани: Рен, утверждающий, что никуда не денется или тот факт, что он не мог этого пообещать. Он даже не пытался, но был здесь, и, возможно, это меня и завело.
Уткнувшись лицом в его влажную грудь, я позволила всем своим чувствам выйти наружу. Оказалось, это похоже на вытаскивание пробки из ванной: сначала медленно и удушающе, будто это никогда не закончится, а потом быстро, одним ручейком слез и сбивчивым дыханием.
Прошло время, и когда я все же подняла голову, он улыбнулся мне, обнажая ямочку на щеке. Он провёл большими пальцами по моим щекам, стирая остатки слёз.
— Ты красивая, даже когда плачешь.
Из меня вырвался хриплый и неубедительный смешок.
— Теперь ты определённо врёшь. Это был безобразный плач.
— В тебе нет ничего безобразного.
Во мне было достаточно уродства, и глубоко внутри он знал об этом, потому что был такой же, но все—таки я оценила его доброту ко мне. И в этот самый момент потянулась к нему и поцеловала. Это был невинный поцелуй в знак благодарности, просто мои губы коснулись его, но тут между нами словно вспыхнула искра и зажгла каждую клеточку моего тела, и я знала, что с ним происходит то же самое. Дрожь прошла по его рукам, когда он держал мое лицо. Я ровно встала и посмотрела в его глаза, в бушующий в них шторм: они не хотели отпускать меня.
Тело горело словно в огне, и я поняла, что хочу его. Сильно. Я уже была в состоянии припадка, и все, что было нужно — это он. Как ни странно, вся ситуация не имела ничего общего с ранним высказыванием Дэвида, мол нам следует провести этот вечер с кем—то, ведь многие не переживут грядущую ночь. Чувства, которые я сейчас испытывала, зародились гораздо раньше мотивационной речи Дэвида: эти чувства прокрались под кожу и обосновались где—то в районе сердца. Облизнув губы, я провела ладонями по его упругой груди, и он, должно быть, понял, чего я хочу, прочитав все в моем взгляде.
— Айви, — простонал он.
Я повторила слова, сказанные им ранее:
— Не отпускай меня.
Его глаза вспыхнули, когда он пристально на меня посмотрел.
— Никогда.
Рен не отпустил меня. О нет, совсем наоборот. Подхватив за бедра, он легко, словно пушинку, оторвал меня от пола, и мои ноги инстинктивно обернулись вокруг его талии. Его сильная рука обхватила мой затылок, направляя наши губы навстречу друг другу. Сначала это был невесомый, нежно—сладкий поцелуй, но затем он превратился в требовательный, нуждающийся. Прикосновение его губ и языка вызывали мурашки по всему телу.
Блуждая по моей попе руками, Рен покачивал меня и все теснее прижимал к центру своего возбуждения. Я простонала в его рот, отчасти надеясь, что Динь устоит перед искушением выглянуть и узнать, что же здесь творится. Но когда Рен двинулся, весь мир перестал существовать, сконцентрировавшись лишь на наших губах и на кое—чем большем.
— Кровать. Сейчас же, — прорычал Рен.
Я ухватилась за его плечи.
— Согласна.
Губы Рена не отрывались от моих ни на секунду, пока он шел к спальне. Вытянув руку, я на ощупь нашла ручку и дернула за нее. Оказавшись в комнате, я разорвала поцелуй.
— Позволь мне закрыть дверь.
Он изогнул бровь, но все же закрыл дверь пинком вместо того, чтобы развернуться и позволить сделать это мне. Подойдя к кровати, он кинул меня на неё. Приземлившись с легким отскоком, я захихикала.
Рен, сняв ботинки и носки, был уже надо мной, а я даже не успела вздохнуть. В одну секунду с меня слетела рубашка, а следом за ней — лифчик. Его руки, исследуя мое тело, бродили по животу, ласкали болезненно затвердевшие соски, спускались все ниже и ниже — к молнии джинс.
Рен обретал суперсилы, когда дело доходило до моей одежды. За считанные секунды штаны ушли в небытие, а его рука уже была под моими трусиками. Я застонала и приподняла бедра, когда палец скользнул в меня. Я была уже настолько разгорячена и готова, что когда его палец начал двигаться, почти что вознеслась на волны оргазма, но я хотела большего. Я хотела чувствовать его в себе.
Пробравшись между нашими телами, я потерла его твердое естество через джинсы. Стон, послуживший ответом, подбил меня действовать дальше. Нащупав пуговицу джинс, я расстегнула ее; после я занялась молнией, но это заняло больше времени, чем нужно. Рен нещадно отвлекал меня рукой и цепочкой поцелуев, протянувшейся от груди до сосков.
— Боже, — вскрикнула я, когда он игриво поймал зубами сосок.
Он засмеялся, и его соблазнительный взгляд встретился с моим, прожигая.
— Тебе нравится?
— Да. Боже, пожалуйста.
Он прикусил другую грудь.
— Никогда не думал, что ты из тех девушек, что будут умолять.
— Никогда не думала, что ты из тех парней, что дразнятся, — я потянула его за джинсы. — Рен, я хочу тебя.
— Я твой, — не медля, ответил он.
У меня перехватило дыхание, а грудь приподнялась.
— Докажи.
Рен прерывисто вздохнул и накрыл мой рот, целуя с неистовой жаждой, о существовании которой я даже и не догадывалась; этот поцелуй стирал все предыдущие, и уже ни один не мог его затмить.
Без лишних слов он все доказал.
Наконец я смогла стянуть с него штаны. Он помог мне, вытащив руку из моей влажности. Приподнявшись, он снял штаны и черные облегающие боксеры. Он потрясающе выглядел обнаженным. Ни единого намека на жир, но кожа далеко не идеальна: как и у меня, по всему его телу были маленькие шрамы — шрамы, полученные на тренировках в результате ошибок, и боевые раны, которые никогда не увянут.
— Ты прекрасен, — сказала я. И это чистая правда. На его губах заиграла улыбка, щеки вспыхнули. — Ренальд, ты покраснел.
— Ох, если ты еще раз меня так назовешь, я перекину тебя через колено и отшлепаю, — предупредил Рен. Когда я прикусила губу, он сощурился. — Думаю, тебе понравится.
Возможно и так, но я не думала об этом, когда он обхватил рукой основание своей длины. У меня во рту пересохло, а между ног запульсировало. Я сжала ноги, извиваясь на кровати. Никогда не видела, как мужчины это делают, но было в этом что—то чрезвычайно эротичное. Моя разгоряченная кожа покраснела, а дыхание участилось.
— Сними трусики, — приказал Рен.
Обычно не очень приятно слышать приказы от парня, но услышав это от него, мне захотелось щелкнуть пальцами и в мгновение ока избавиться от нижнего белья. Откинувшись назад, я позволила соскользнуть крошечному кусочку ткани, а потом откинула его на пол.
Его взгляд неторопливо изучал меня, заставляя кожу полыхать в огне.
— Позволь мне посмотреть.
Первобытный инстинкт подсказал мне, чего он хочет. Еще сильнее покраснев, я снова повиновалась ему и развела ноги шире. Его взгляд опустился, а рука снова схватилась за естество.
