Пренебрежительно фыркает.
— Тебе, — говорю, — Зина, даже всякую гадость в чашку мне капать не придется. Гадость у меня с собой. Составленная исключительно по народным рецептам. Вот, даже на бумажечке специально для тебя записали. Я, честно говоря, тебе даже благодарна в чем-то за последний фокус с возбуждающим средством, однако слегка побаиваюсь, что ты чего-нибудь не того намешаешь. Короче, я пью чай и вырубаюсь. Ты вызываешь кого-нибудь из комиссариата, и говоришь, что у тебя вся такая бессознательная, Майя Старостина. Хорошо?
— А откуда у меня эта Старостина взялась?
— А мимо пробегала. Зашла в гости к старой знакомой. В баньке попариться.
— А почему эта знакомая в форме СИ и на каблуках?
— Блин, ну могу я из себя женщину изобразить или нет? Парадная форма СИ — единственная моя нарядная одежда. К тому же, погоны я спорола, и я была в плаще, между прочем. Ну? Тебе награду дадут, кстати. Персонально за меня приличную сумму обещали.
Колеблется, зараза.
— Зина, имей совесть! Хотя, фиг с ней, с совестью. Будешь артачиться — я ж тебе опять домик по бревнышкам раскатаю. Не посмотрю на честно заработанную мною репутацию доблестного партизана и вообще народного мстителя.
Зина пыхтит. Зина очень не любит принуждение. А кто его любит?
— Ладно, — говорит, давай. Доставай твою гадость.
Приносит чай. Сладкий, вкусный чай. Даже не хочется его портить.
Достаю баночку, осторожно выливаю из нее в чашку примерно столовую ложку настоя.
— Ну, — говорю, — за здоровье!
И махом выпиваю весь чай вместе с примесью.
Почти сразу все вокруг начинает плыть. Вижу напоследок взволнованное лицо Сергея и отправляюсь в неведомые дали.
Прихожу в себя в машине. Трясет. Я на заднем сидении внедорожника. Переднее отгорожено от меня решеткой. Можно подумать, если бы я имела право применить свои навыки Мастера, меня бы это остановило. Хотя, возможно, и остановило бы. Мало удовольствия нестись в машине, управляемой водителем без сознания. Думаю — показать, что я уже пришла в себя, или не стоит? Решаю: не стоит. Трясусь дальше. По пути выясняю, что в машине всего три бойца. Все трое на переднем сидении. Переговариваются на каком-то диалекте. Вроде, не каннский, но тоже мне неизвестен. Судя по их настрою — довольны, хотя и слегка побаиваются. Меня, но, думаю, шефа своего больше. Хотя в этом я не уверена. Пытаюсь уснуть, хотя наручники здорово мешают нормально улечься. В конце концов получается.
Останавливаемся в центре Решетова. Ага, замечательно. Сюда мне и нужно.
Продолжаю притворяться бессознательной мадмуазель. Мое бренное тело очень бережно извлекают из машины и несут к зданию гостиницы. Я знаю, что это гостиница. Как-то здесь даже останавливалась. Мало что изменилось. Разве что решетки на окнах появились, да охраны прибавилось. «Рассвет». То, что нужно.
Меня аккуратно складируют в какой-то каморке без окон, и тут я, как-то неожиданно для себя, снова засыпаю. Вот и верь после этого народу с его средствами. Будят меня довольно-таки бесцеремонно и, угрожая оружием, отправляют на второй этаж здания. Полагаю, ведут знакомить с руководством. Я рада.
И вот он, враг мой. Шази оф Полета. Он свеж, гладко выбрит, хорошо подстрижен. Не красавец, но есть в его физиономии что-то располагающее. Странно, какое может быть расположение к противникам? Застегнутый до подбородка темно серый мундир сидит идеально на его сухощавой фигуре.
Ну и ладно, зато у меня грудь есть.
— Здравствуйте, госпожа Дровник.
— Добрый день, — вежливо отвечаю я.
— Мы с Вами пока не знакомы. Корнуэн оф Полета.
— Корнуэн? — удивляюсь я.
Доброжелательно улыбается, демонстрируя белые ровные зубы.
— Вы, наверное, знаете меня как Шази? Это прозвище. Шази значит быстрый, шустрый. Если Вам так удобнее, можете называть меня Шази. Присаживайтесь.
У него большой кабинет. И светлый. Длинный стол, заваленный папками. Компьютер выключен. Кресло слегка поскрипывает. На столе большая белая чашка, на которой нарисован букет незабудок. Умилительно.
Перед Полета лежит незаполненный бланк. Сам Шази в хорошем настроении, спокоен и уверен в себе.
— Я рад, что мы с Вами, наконец, увиделись, — заявляет Полета. С удивлением понимаю, что и в самом деле, рад. Что же, взаимно.
— Вы, и в самом деле, Майя Старостина?
Киваю.
— Да, — говорю, но Дровник. Я оставила девичью фамилию. Майя Дровник. Командир летучего боевого отряда «Тау».
— Вы рассчитываете на статус комбатанта, госпожа Дровник? — спрашивает он.
— С чего Вы взяли?
— Ну, зачем-то же Вам нужно было представиться главой боевого летучего отряда. Вы считаете себя военнопленной?
— Да нет! Ну что Вы! Какой комбатант?! Знаков отличия на мне нет, оружия я не ношу. Обыкновенный мародер. А с чего вдруг Вы этим заинтересовались?
Шази поднимает на меня задумчивый взгляд.
— Да так, — отвечает, — заполняю протокол и не знаю, как Ваш статус определить.
— И что от этого будет зависеть — повесят меня или расстреляют?
Глядит на меня с укоризной.
— Зачем Вы так? Мы — люди гуманные. В любом случае расстреляют.
— Странное у Вас представление о гуманности…
— Мы провели ряд тестов, — рассеянно проглядывая бумаги, продолжает Шази, — и пришли к выводу о том, что расстрел применительно к военным преступникам является наиболее предпочтительным способом ликвидации. В том числе и по психологическим мотивам. Хотя, конечно, лишняя трата патронов. Веревка, она как-то экономнее. Впрочем, подискутируем об этом после, думаю, нам уже пора. Идем.
Поднимается из-за стола. Он выше меня на полголовы. На лице комиссара радостное предвкушение.
Он направляется к выходу из кабинета. Я послушно топаю рядом. Мы проходим по коридору. Свежевымытый пол скользит. Возле закрытой двери, окрашенной тускло-зеленой, местами облупившейся краской, Шази меня останавливает, осторожно придержав за локоть.
— Подождите немного. Сейчас.
Слышу звук удара и голос мужа.
— Напрасно стараетесь, уважаемый, надо мной в свое время такие специалисты работали — вам не чета.
Помню — работали. Мало, что осталось от тех специалистов.
— Это, Егор, всего лишь демонстрация.
У собеседника Егора акцент. Интересно, а Шази разговаривает очень чисто. Полиглот.
— И чего же?
— А того, что мы сделаем с твоей женой. Говорят, Проводники — однолюбы. Ведь так?
Снова удар. Пауза. Стою перед дверью и растерянно моргаю. Что же меня вовнутрь не пускают?
