Это был однозначно знакомый таусенец с серо-вощеной кожей, коренастого сложения и высокий. Его длинная, тонкая шея приподнимала небольшую, круглую (с вытянутым, узким расщепленным надвое подбородком) безволосую голову, на округлой макушке имеющей серебристый, овальной формы выпуклый рисунок в виде растительного узора. Приятное лицо со слабовыраженным носом, крупными миндалевидными глазами и впадинами вместо ушей, да маленьким, окаймленным тонкими, черными губами ртом, смотрелось неподвижным. Одетый на таусенце сверху белый комбинезон, где манжеты доходили до больших пальцев пятипалой ладони (указывающей на то, что во всяком эталоне есть свои отклонения), а ворот укрывая шею, поддерживал саму голову, подпирая подбородок, словно отражал расположенный напротив него в стене экран. Очевидно, таусенец с кем-то говорил, и говорил по экрану, ибо пришедший мигом спустя звук выудил кусок пояснений:
— Как вы и указывали пречистый гуру, мы провели изъятия субъекта и необходимое оперативное вмешательство. Это было новообразование, уверен, если бы не наше вмешательство субъект бы умер.
— Каково состояние мальчика на данный момент, — протянул отрывистый с хрипотцой и, одновременно, наполненный ощутимой авторитарностью голос, как понял юный авгур принадлежащий главному дхисаджу Ковин Купав Куну.
— Стабильное. В ближайшие дни мы собираемся вернуть его на Землю, пречистый гуру, — четко чеканя слова, несмотря на общее дребезжание тембра, отозвался таусенец.
— Перед тем как вернете, еще раз перепроверьте его здоровье Вейвейо Гиминг, — теперь главный дхисадж даже не скрывал своего недовольства, посему и сам стал чеканить слова. — И более, чтобы не было подобных с ним казусов. Я ведь просил вас, последить за мальчиком. Пристроить его получше, а вы довели до болезни. Ни в чем на вас нельзя положиться.
— Извините, пречистый гуру, но кто ж знал, что власти отдадут его в сиротский дом и там будет такое жуткое отношение, — дополнил Вейвейо Гиминг, судя по всему, оправдываясь, и едва-едва качнул своей грушеподобной головой, только сейчас вроде как сбрасывая неподвижность со своей фигуры. — Вы чем-то расстроены, пречистый? Как поиски его высочества, принца, Камала Джаганатха?
— Принца нашли. Верховный правитель людоящеров сообщил, что его везут в систему Ка-туки одной из малоразвитых рас тукинцев, на каке клопанидов, — пояснил Ковин Купав Кун, и, как показалось слуху или все-таки диэнцефалону юного авгура, тяжело выдохнул. — Да только я страшусь за состояние здоровья принца. Столько дней вне нормальных условий, неизвестно, что пришлось перенести. Да и Арун Гиридхари, из-за вышедшего как он считает обмана, днесь может стать вельми несговорчивым, и не допустит меня к осмотру его высочества. Он даже не желает со мной поговорить по ситраму, как я не пытался, не воздействовал на хана перундьаговцев аз-Елень Велий Дьаг, дабы тот привел Аруна Гиридхари, последний не пожелал слушать ни его, ни меня. Прекратил общение с амирнархом и канцлер-махари. Я так и думал, что наши тайные замыслы по созданию Камала Джаганатха, непременно, ударят по моим отношения с Аруном Гиридхари.
Ковин Купав Кун прервался. И теперь взгляд принца сместился так, что он смог увидеть и экран (куда смотрел доверенный Вейвейо Гиминг), и самого главного дхисаджа. Впрочем, взгляд Камала Джаганатха только выхватил серебристое пространство залы, где на широком диване, с мягкой спинкой и покатыми белыми подлокотниками, сидел Ковин Купав Кун. Мгновенно пройдясь по его плотной, крепкой фигуре и сфокусировавшись на голове и в частности лице. Темно-голубая кожа которого откидывала светящийся ореол вокруг, заглушая и саму белоснежную одежду с множеством заложенных на ней складок, оттеняя росшие начиная от края лба длинные, голубовато-розовые перья с красными полосами по поверхности и бело-розовой аурой сияния на кончиках. Лицу Ковин Купав Куну подошло бы сравнение выразительного, с четкими границами, где узкими были лоб и подбородок, а на район скул приходилась более широкая линия. Нос с выпуклой спинкой, полные вишневые губы и большие глаза, обрамленные розовыми ресницами, в цвет изогнутых, вздернутых вверх бровям, поражали голубо-алыми радужками (однотипными глазам Аруна Гиридхари), черными зрачками и розовой склерой. Третий глаз, расположенный у главного дхисаджа во лбу был, как и у канцлер-махари, лишен зрачка, а сине-голубые лучики звездочки-радужки входили в красную склеру. Подперев правыми, очень длинными четырьмя пальцами голову, и уперши локоть в подлокотник дивана, Ковин Купав Кун, смотрелся расстроенным, озадаченным и точно потерянным от нахлынувших на него неприятностей. Теперь он зримо выдохнул через приоткрытый рот, слегка качнув головой, отчего разком затрепетали перья ее укрывающие, и очень властно дополнил:
— Поелику, я вас прошу Вейвейо Гиминг, проследите за мальчиком. Пристройте его более удачно, до тех пор поколь все не утрясется с принцем Камалом Джаганатхом, пусть производное его прошлого тела будет находиться в сохранности. А там мы решим, как с ним поступить.
Ковин Купав Кун легохонько повел головой, и моментально отразилась в экране, будто на кончиках его перьев (заменяющих волосы), поверхность шарообразного устройства, расположенного напротив. Голубой дым в нем лишь частью рассеялся, и на пару секунд проступило знакомое лицо, принадлежащее подростку тринадцати-четырнадцати лет. Даже не лицо, а только его черты: крупные глаза, обрамленные темно-русыми ресничками, и гнутыми бровями; прямой с широкими крыльями нос; небольшой рот с выраженной галочкой на пухлой верхней губе. И даже впалость щек, не скрыла залегшую на левой щеке глубокую ямочку подростка. Близостью этих черт лица, мгновенно соотносясь с сыном, Павкой.
И тотчас мощная боль пробила диэнцефалон Камала Джаганатха, возвращая его в настоящий момент времени. Впрочем, также мгновенно лишая способности вздохнуть ни насиком, ни ртом. Принц разком отворил обе пары век узрев перед собой сине-зеленую, будто вощеную поверхность тюфяка, а далее ровный темно-серый пол. Вопль боли, дотоль ворвавшийся в каюту и вызвавший фантасмагорию, кажется, еще плыл, но только в соседнем помещение, степенно переходя на стоны. А Камал Джаганатх вновь забывший, как надо дышать, лишь подергивал головой, легохонько ударяясь яйцевидной макушкой в стену. Сейчас привычной судороги не ощущалось, ибо боль была столь мощной, охватившей не только натянутые жилы, нервы, мышцы, сосуды, но и сами кости, посему скелет воспринимаемо для принца стали хрустеть, вроде трескаться на отдельные части.
