Крикнуть не удавалось, потому как рот оказался закрытым, а ноздри лишившись слизи окаменели. Окостенела вся поверхность кожи, и это несмотря на влажную тунику, одетую на юном авгуре. Осознание того, что он умирает, как когда-то в озере Дана, от невозможности дышать, от боли переполнившей тело и теперь завибрировавшей на сухой коже, принявшейся рвать и ее на отдельные клочки.
Внезапно пол вновь вздрогнул под принцем, от этого соударения перед глазами бликами блеснули голубо-зеленые пятна, а после кровь струйками вырвалась из ноздрей, сомкнутого рта и определенно из ушей, слегка приглушив слышимость. И тот же миг створка, находящаяся в противоположной стене, сдвинулась вбок, и сквозь образовавшийся проем в помещение заскочили два перундьаговца, отражение которых Камал Джаганатх увидел в вощеном темно-сером полу. Один из них резко подскочил к принцу, и, упав перед ним на колени, заглянул в лицо. А миг спустя юный авгур принял на себя мысль, проскользнувшую в диэнцефалоне этого перундьаговца, чье лицо с раскосыми, узкими темно-серыми радужками, приплюснутым носом укрывали густые усы и бурая борода, растущая даже на скулах. Мысль, наполненную радостью того, что принц жив и найден. И немедля, стоило диэнцефалону Камала Джаганатха принять эту мысль, как он вроде вздрогнул внутри головы и тем самым пробил заслонку в ноздрях, позволив вогнать внутрь легкого воздуха, а затем также неспешно выпустить его через приоткрывшийся рот, сглатывая текущую внутри кровь.
— Ваше высочество, как вы? — низко продышал заглядывающий в глаза принца перундьаговец.
— Умираю, — шепотом отозвался Камал Джаганатх, с трудом воспринимая речь перундьаговца и скорей всего получая ее мысленно.
Перундьаговец моментально испрямился и зыркнув в сторону своего собрата, довольно-таки властно рыкнул:
— Скорей зовите его превосходительство! Скорей! Его высочество умирает!
Второй перундьаговец, не мешкая, выскочил из комнаты и тот же миг послышался его оглушительный зов, кажется, вкатившийся и в приглушенное восприятие юного авгура:
— Нашли! Нашли, его высочество! Скорей сюда! Его высочество умирает!
Легкое, в груди, пропустив воздух еще пару раз, неожиданно сжалось, ибо его поджали оба сердца, судя по всему, вспять расширившихся. Их биение стало таким медленным с натягом, будто они утонули внутри какой-то жидкости наполнившей организм ссасуа. Верхние веки Камала Джаганатх дрогнув, сомкнулись, придав теперь приглушенность зрения, а секундой погодя крики перундьаговца в соседнем помещение смолкли. Тот, что находился подле, беспокойно заглядывая в лицо, враз вскочил с колен и шагнул вбок, давая место подле принца Аруну Гиридхари.
Зеленовато-коричневая кожа лица ассаруа, даже для захлебывающегося кровью юного авгура, зримо покрылась крупными синими пятнами, указывающими на тревогу. Края рта тягостно задрожали, когда негуснегести, опустившись на колени, с легкостью перевернув его на спину и ощупав с головы до ног, тихо, для плохо слышащего принца, спросил:
— Голубчик, что фантасмагория?
Камал Джаганатх открыл верхние веки, дабы увидеть ассаруа лучше, и, выпустив на нижний край рта поток крови, едва протянул:
— Да.
— Т-с, т-с, мой абхиджату, мой поразительный голубчик, — громко, словно понимая, что ссасуа его плохо слышит, сказал Арун Гиридхари. А ладони его нежно огладили грудную клетку, поднимаясь вверх до подбородка, края ноздрей и щеки, снимая с них состояние разрыва. — Теперь представьте начало фантасмагории. Красную, почти рубиновую звезду, точку начала фантасмагории и доверьтесь мне. — Руки негуснегести сейчас легли на грудную клетку и прикрыли глаза юного авгура, а серебристый бур явившийся справа принялся накручивать на себя фантасмагорию, тем спасая от гибели Камала Джаганатха, даруя ему продолжение жизни.
Сейчас почему-то первым включился слух. Он не был детальным, впрочем, сумел разобрать ощутимое гудение чего-то более мощного, расположенного за стенами каке клопанидов, а после раздалась поступь чьих-то ног, не просто одного создания, а прямо-таки с десяток их. Движение ног также стремительно замерло в нескольких метрах от лежащего принца. А секунду спустя издававшее его создание слышимо крякнуло, обращая на себя внимание, да басисто молвило:
— Ваше превосходительство, как его высочество? Может надобно переместить в вайтэдром, я укажу прислать джампан.
— Нет, ваше величие, хан аз-Елень Велий Дьаг, покуда принца нельзя тревожить, — отозвался голос Аруна Гиридхари, он, похоже, сидел или стоял подле лежащего на правом боку ссасуа. — Сие, видимо, была вторая фантасмагория, поелику такие страшные последствия, чуть было не закончившиеся гибелью. Кровотечение лишь давеча остановилось. Прошу токмо, ваше величие, сразу прислать лекарей, как только мне удастся перенести его высочество в каюту на вайтэдром.
— Лекари уже ждут, ваше превосходительство, — немедля проронил хан перундьаговцев и вновь слышимо крякнул. — Вы уж простите меня, ваше превосходительство, но мне надобно доложить о состоянии принца пречистому канцлер-махари и амирнарху. Ведь захват каке клопанидов произвел генеральный виомагам тарховичей, и они могли сами изъять его высочество, но дождались нашего прилета. Позвольте мне пояснить пречистому канцлер-махари Врагоч Вида Вышя и амирнарху Раджумкар Анга ЗмидраТарх о состоянии принца, или вы сие сладите сами?
— Ваше величие, токмо прошу вас, не берите на себя обязанности примирителя, — сухо отозвался Арун Гиридхари, и в голосе его прозвучало ощутимое недовольство. — Оно вам не к лицу. Тем паче я перед вами достаточно открылся, пояснив о происходящем и моем разочарование в политике пречистого канцлер-махари, главного дхисаджа и амирнарха.
— Да, я нет, — было начал отнекиваться аз-Елень Велий Дьаг, и сейчас закрякал много чаще.
Впрочем, ему не удалось договорить, ибо его на полуслове перебил негуснегести с прежним недовольством добавив:
— Вот и добро, что нет. Касаемо, состояния принца можете доложить пречистому канцлер-махари, главному дхисаджу и амирнарху сами и следующее. На мой взгляд, его высочество вельми истощено, имеются ранения левой голени, левого плеча и правой кисти. Не могу сказать, вызваны данные увечья пытками, али его высочество попало под действие уидхи или какого иного оружия, но единожды утверждаю, что сами ранения подверглись лечению.
— Эт, же дери их за хвосты захлебучие! — очень гневливо откликнулся хан перундьаговцев, мгновенно вызвав улыбку на края рта юного авгура, оно как, по-видимому, достаточно не красиво заругался.
