— Так убей же меня, — отрешенно проговорил Джона. Ни один мускул его лица не дрогнул. — Убей. Чего ты ждешь? Какой смысл читать мораль приговоренному к смерти?
Артур покачал головой:
— Я не твой судья, Джона, я твой отец. Я не могу отнять у тебя то, что дал тебе когда-то — твою жизнь. Ты преступник, ты погубил много людей, и еще невесть сколько крови прольется по твоей вине, но вместе с тем ты мой сын. Я верну тебя в Экватор и отпущу на все четыре стороны — пусть жизнь будет твоей карой. Ведь так ты сказал мне совсем недавно? Для меня это было давно, я не помню в точности твоих слов, но их смысл был тот же. К твоему несчастью, ты не конченный негодяй. Думаю, у тебя еще есть совесть, и когда она проснется, ты горько пожалеешь о том, что я не убил тебя. Ты будешь лишен даже того жалкого утешения, что якобы отомстил за мать. Твои руки обагрены кровью ее соплеменников, а Израиль в конце концов проиграет войну с Царством Света. Даже если будет заключен мир, боюсь, что он будет заключен слишком поздно. Ты усердно поработал, чтобы погубить Дом Израиля, — теперь живи и смотри, как это происходит.
— Он не увидит этого, папа, — отозвалась Дэйра, пристально глядя на Джону. — Ему осталось жить совсем немного. Самое большее день, но он может умереть и через час.
Вид у нее был хмурый, а тон был столь категоричен, что в серьезности ее слов сомневаться не приходилось. Она будто выносила приговор — но не как судья, а как врач, констатирующий безнадежность состояния своего пациента.
Я немедленно вызвала Образ Источника и посмотрела сквозь него на Джону. Со стороны послышался недоуменный вопрос Артура:
— Что это значит, дочка?
— Я не виновата, отец, — Дэйра не оправдывалась, а утверждала. — Э т о было у него давно.
— Да, — подтвердила я, обнаружив э т о. — Мощь Порядка оставила свой след. Там, где она скрывалась, теперь пустота. Смертоносная пустота.
Джона, конечно, слышал нас, но его реакция на наши слова была парадоксальной. Он не впал в истерику, не стал метаться по комнате, как затравленный зверь, а просто опустился на пол и устало прикрыл глаза, ожидая обещанной смерти. Его лицо выражало дикую смесь страха и облегчения.
— Э т о уже начало действовать, — сказала Дэйра. — Оно убивает в нем волю к жизни.
Артур растерянно посмотрел на Джону, затем на меня, затем на Дэйру. В его глазах была мука.
— Неужели нельзя ничего сделать?
Мы с Дэйрой переглянулись, подумав об одном и том же. Я беспомощно пожала плечами.
— Я не могу, — произнесла Дэйра с виноватым видом, будто признаваясь в том, что не выполнила домашнего задания. — И никто из нас не может. Это под силу только Источнику.
— Ты хочешь сказать…
— Да, папа. Джону может излечить только Источник.
Вслед за этими словами наступила немая сцена. Джона сидел на полу с закрытыми глазами, безучастно ожидая окончательного приговора. Артур задумчиво смотрел на него. Пенелопа, крепко сжав руку Артура, смотрела на Дэйру. Дионис и Амадис обменивались быстрыми взглядами; со стороны могло показаться, что они строят друг другу рожи, тогда как на самом деле они вели спор — скорее всего, о том, стоит ли им вмешиваться.
— Ар… — начал было Морган, но я тут же мысленно заткнула ему пасть. Я умею это делать.
"Молчи, дубина! Не делай глупостей. Ты никак не повлияешь на решение Артура, только себе навредишь".
"Но…"
"Если он не пустит Джону к Источнику, то ответственность за его смерть возложит на т е б я. Он никогда не простит тебе твоего совета. Так что лучше помалкивай и жди".
Морган вздохнул:
"Ладно. Аргумент убедительный. Я молчу".
Спустя несколько минут Артур перевел взгляд на Дэйру. Было ясно, что он принял решение, и ясно — какое.
— Дочка, ты Хозяйка Источника. Я п р о ш у тебя.
Она покачала головой:
— Не нужно просить меня, папа. Ведь Джона — мой брат. Он вовсе не злой человек, просто им управляла злая сила. Она отняла у него человечность, заставила совершать плохие поступки, но в глубине души он хороший человек… хоть и озлобленный.
— Это моя вина, — сказал Артур. — Теперь настал час искупления. Пришло время собирать камни… — Он сделал глубокую паузу, затем повторил: — Камни… Да, камни.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я, впрочем, уже догадываясь, о чем он говорит.
Дэйра повернулась ко мне и объяснила:
— Папа хочет сказать, что нам не обойтись без Ключей… тетя Бренда, ведь так? Я не смогла снять защиту. Это плохая, неправильная защита, но она очень сильная. Пока что я не могу с ней справиться. Я даже не представляю, что нужно делать, чтобы снять ее. Папа говорит, что я должна еще многому научиться.
— Но на это у нас нет времени, — отозвалась молчавшая до сих пор Пенелопа. — Придется воспользоваться Ключами. Отец, камни у тебя?
Артур ошеломленно уставился на нее:
— Пенни, доченька! Это невозможно. Только не ты.
— Да? А кто же?
— Ну… кого-нибудь найдем…
— И взвалим на его… то есть ее плечи такую ношу? — Она решительно покачала головой. — Нет, отец, это н а ш е, семейное дело, и было бы аморально вмешивать в него других, пусть даже близких нам людей.
— Но последствия… — робко возразил Артур.
— Насколько я понимаю, — заметила Пенелопа, — они грозят не мне, а Джоне. Что ж, пусть это будет его крест, часть его платы за содеянное.
Артур вопрошающе посмотрел на меня:
— А ты что думаешь, сестричка?
— Я думаю, Пенни права, — неохотно ответила я. — К тому же у нас нет времени искать Отворяющего на стороне. Если вы хотите спасти Джону, поторопитесь. Пустота убивает его.
Наконец Джона соизволил подать признаки жизни.
— Меня убивает… — еле слышно прошептал он. — Убивает ваше милосердие…
Я страшно не люблю, когда меня будят по утрам, но именно так обычно и происходит. Власть — не мед, а быть главой Дома — сущая каторга; государственные заботы не дают покоя ни ночью, ни днем. К счастью, за десять лет нашего с Даной медового месяца я накопил достаточно сил, чтобы теперь безропотно нести тяжкое бремя ответственности, но все эти утренние (а тем более ночные) вызовы по-прежнему раздражали меня. Мой Дом был еще слишком молод, мои подданные по старой привычке дорожили каждой минутой своей жизни, упорно не желая понять, что время не волк и в лес не убежит. Они без зазрения совести тревожили меня по всяким пустякам, и я уже устал вдалбливать им в головы, что сон для Властелина дело священное. Вместе с тем я не решался блокировать на ночь свой Самоцвет — а вдруг действительно произойдет что-нибудь экстраординарное, требующее немедленного вмешательства, — поэтому, в целях экономии нервов, соорудил в стене нашей с Даной спальни крохотную нишу. Когда меня будили, настаивая на немедленной аудиенции, я в большинстве случаев не посылал просителя ко всем чертям, а соглашался на встречу и быстренько мотал в Безвременье, где и отсыпался всласть. При этом я не беспокоил Дэйру (мою дочь); она моментально определяла личность посетителя и не тревожилась понапрасну.
