— Да, не думаю, что ты была к этому готова, — кивнула ее собеседница. — Но если ты научишься с ней обращаться, она может стать очень полезным орудием.
— Вот поэтому я и пришла к вам! Я не знаю, как спасти мир от полного уничтожения. Не могли бы вы подсказать мне…
— Я могу и не могу, — ответила женщина. — Видишь ли, для своих целей я никогда не пользовалась музыкой. Поэтому я совсем не знаю, как ее применять. А ты, наверное, не сможешь воспользоваться тем способом, который применила бы я.
— Как же вы всем управляли?
— С помощью псевдожестов.
— С помощью чего?
— Жестов, незаметных для глаза. Что-то вроде узоров, составленных из движений мышц. В нашем теле очень много разных мышц, а комбинаций их — еще больше.
— Но я ничего не знаю об этом. Я пользуюсь мелодиями…
— О которых я не имею ни малейшего представления. Поэтому я не могу дать тебе конкретного совета. Если бы моя система еще действовала, я ускорила бы те процессы, которые вызвал Хаос, и надеялась бы, что он остановит сам себя раньше, чем опустошит землю.
— А могу я просто остановить его?
— Вряд ли. Почти все можно просто остановить, но Хаос — другое дело. Ведь неизвестно, что произойдет с ним в следующий момент, а значит, нельзя этого предотвратить. Чем меньше времени Хаос будет действовать, тем меньше вреда он успеет нанести.
— И как же мне ускорить процессы?
— Попробуй спеть ту же мелодию, с помощью которой призвала Хаос, и призывай его снова и снова. Каждый раз он будет реагировать немного по-другому. Конечно, это очень опасно, ведь можно не только ускорить процессы, но и усилить их. Не исключено, что лучшим выходом было бы ничего не делать.
— Гибнут люди!
— Я понимаю. Однако в результате твоих действий может стать вдвое хуже. Или втрое. Так что думай сама.
Орб вздохнула. Прежняя Гея права: риск есть риск.
— Спасибо вам за совет, — сказала она и снова перенеслась в Иону.
— Не думаю, что ты сумеешь спасти своих родных, — обратилась она к Луи-Мэй. — Вина тут полностью моя — я призвала в мир Силы, с которыми мне не справиться. Но я могу попробовать изменить положение. Правда, тут есть известный риск — в результате может стать еще хуже. Что скажешь?
— Давай я сначала все-таки попробую их спасти, — ответила Луи-Мэй, почти не задумываясь. — А если не выйдет, рискуй.
— Если не выйдет, — согласилась Орб. При мысли о том, что еще есть время все обдумать, она почувствовала огромное облегчение.
Уровень океана поднялся на пятнадцать футов. Кроме того, через Флориду потоком лилась дождевая вода, стекавшая в океан из более высоких районов. Большая часть Майами представляла собой огромное озеро, с возвышавшимися здесь и там островами высоких зданий. Все горожане собрались на верхних этажах этих зданий и на редких островках сухой земли. Впрочем, последних становилось все меньше и меньше. А дождь продолжался.
Орб покачала головой. Большая часть населения Майами еще жива, но, если вода не перестанет подниматься, эти люди обречены. В городе уже не осталось подходящих для постройки кораблей материалов, а вплавь никому не преодолеть несколько сотен миль, отделяющих бывшее побережье от безопасной сухой земли.
Иона отвез Луи-Мэй туда, где жили ее родные. Там уже плескались волны. Только кучи щебня да плавающий вокруг мусор отмечали места, где раньше стояли дома. От людей не осталось и следа. Луи-Мэй молча смотрела на эту картину. Лицо ее было безжизненным.
— Они наверняка перебрались повыше, — быстро сказал ударник. — Вода поднималась медленно, так что время у них было.
— Да… — согласилась Луи-Мэй. Ей чуть-чуть полегчало.
— Я могу найти их, — предложила Орб. — Опиши мне кого-нибудь из своих родственников или знакомых, и я выясню, где он сейчас.
Луи-Мэй описала свою мать.
Орб стала расти. Когда ее туманное тело пересеклось с подходящей под описание женщиной, она снова сжалась рядом с ней. Мать Луи-Мэй вместе с множеством других людей находилась на одном из верхних этажей высотного дома. Многие были ранены — для них отгородили импровизированный лазарет. Орб с ужасом увидела на потолке и стенах тот же пушистый налет, что и во Франции. Жара и влажность спровоцировали рост плесени. Здесь она покрывала даже одежду некоторых людей. Противный запах пропитал все вокруг.
Мать Луи-Мэй была женщиной весьма массивной, но, когда Орб возникла из воздуха прямо перед ней, она так и подпрыгнула. Кроме всего прочего, Орб оказалась единственным белым человеком в комнате.
— Я — друг Луи-Мэй, — сказала Орб. — Она очень беспокоится о вас и намерена сама сюда перебраться. Ее друзья и родственники живы?
— Пока почти все живы, — мрачно ответила женщина. — Вы придумали, как нам выбраться?
— Столько людей нам не вытащить, — ответила Орб. Она вообще не была уверена, что Иона возьмется перевозить кого-нибудь, кроме самих музыкантов.
— Тогда скажите Луи-Мэй, чтобы держалась отсюда подальше. Наверняка там, где она сейчас, ей лучше.
— Она не послушает, — возразила Орб. — Она хочет к вам, и мне придется ее привезти.
Женщина понимающе кивнула. Орб перевернула страницу и вернулась в Иону.
— Нашла! С ней все в порядке, но тебя, Луи-Мэй, она просит держаться подальше.
— Знаю, — просто ответила Луи-Мэй. — Я все равно туда пойду.
— Это она понимает.
И Орб попросила Иону отвезти Луи-Мэй к матери. После бурной встречи с объятиями и рыданиями Луи-Мэй представила ударника семье и повернулась к Орб:
— Они никогда не смогут выбраться отсюда. Возвращайся в Рыбу и попробуй что-нибудь сделать. А мы останемся здесь.
Орб вздохнула. Луи-Мэй знала, чем рискует. Но ей было очевидно, что, если оставить все так, как есть, гибель почти неизбежна.
Орб вернулась в Иону. Там теперь оставались только Иезавель с ударником.
— Я хочу рискнуть, — сказала Орб.
— Другого выхода нет, — вздохнула Иезавель. — Гитара не нужна?
Гитарист сходил за инструментом.
— Скажи, как тебе помочь.
— Эта мелодия похожа на Утреннюю Песнь, и на Дневную тоже, но совсем другая, — объяснила Орб. — Начни с этого, а потом просто подстраивайся под меня.
Гитарист кивнул.
Орб сосредоточилась и запела Песнь Хаоса. Магия Хаоса ширилась, росла и вскоре охватила весь мир, совсем как сама Орб, когда она пела мелодию расширения. Стены комнаты будто исчезли, и Орб осталась стоять под проливным дождем. Более того, она сама стала и этим дождем, и ветром, и гуляющими по морю огромными волнами. Магия песни разгоняла волны, раздувала и без того уже сильный ветер. Потом мир погрузился во тьму, а после тьмы пришел свет. Но свет этот был слабым и неярким, а тьма — глубокой и необъятной. Хаос пробудился снова, как-то по-другому.
